И снова взревел мотор, и мы, уже настроившиеся на ужин и отдых, опять поднимались в неприветливое, хмурое небо, чтобы выполнить ту работу, ради которой мы и жили на этой земле. Хоть и не была эта работа предусмотрена в нашем рейсе, но бывают случаи, когда приходится наперекор всем планам и погоде отклоняться от маршрута и идти на выручку совершенно незнакомых нам людей. Когда радист на судне принимает SOS, капитан не ссылается на то, что у него срочный груз или другие важные причины, он меняет курс и идет к тем, кто оказался в беде. И пока существует такой порядок на море, в воздухе и на земле, никто не останется один со своей бедой, и, если с нами случится несчастье, кто-то тоже изменит маршрут, чтобы прийти к нам на помощь.
Мы прошли над тем местом, где должен был быть базовый лагерь альпинистов, но не увидели никого. Только сорванная ветром палатка болталась на одном колышке, как флаг.
— Давай площадку посмотрим, — сказал мне Николай Иванович.
Мы прошли над площадкой на высоте сто метров в одну, потом в другую сторону, Николай Иванович по секундомеру засек время пролета в прямом и обратном направлении. Вычислили длину площадки, скорость и направление ветра, вернее его встречной составляющей, палатка для нас сыграла роль флюгера, и Николай Иванович рассчитал боковую составляющую ветра — она на один метр в секунду превышала допустимую величину.
— Думаю, сесть сможем, — заключил он, — теперь давай людей искать, пока еще что-то видно.
Мы кружили и кружили над районом поисков, но никого так и не заметили.
— Двое должны быть здесь, в лагере, — сказал Саша.
Мы прошли еще несколько раз над площадкой, и Николай Иванович обратил внимание на то, что на самом краю площадки, возле скалы с подветренной стороны поднимался то ли дымок, то ли пар.
— Саша, смотри, — сказал он, — похоже, там кто-то в снегу берлогу оборудовал.
— Да, похоже, но самолет-то они должны слышать, почему никто не высовывается?
— Ты говорил, у них рация есть?
— Есть, они же мне радиограмму прислали.
— Попробуй с ними связаться.
— Уже пробовал, не отвечает никто!
— Ладно, сядем — посмотрим, но где же остальные? Или они все там, в берлоге зарылись?
— А, вот к той вершине нельзя поближе подойти? Они туда должны были направляться.
Вершина, о которой говорил Саша, была окутана облаками, нижняя кромка то опускалась, то поднималась, ветер проносил облака над горами, и иногда, на очень короткое время вершина открывалась полностью. Подходить близко под самой кромкой облаков к ней рискованно, можно внезапно оказаться в сплошной облачности в непосредственной близости от горы.
— Рискнем? — спросил я Николая Ивановича.
— Давай попробуем, — ответил он, — только очень близко не подходи, если в облачность войдем, разворачивайся влево, на обратный курс, за высотой следи.
Прибор, который показывает высоту над уровнем моря, нам не поможет, ориентироваться нужно только по радиовысотомеру. Выбрав момент, когда появился просвет между облаками, я повел самолет в направлении вершины, острым пиком пронизавшей небеса. Николай Иванович и Саша смотрели во все глаза, я пилотировал самолет, мне некогда было отвлекаться на поиск. Первый заход ничего не дал, второй раз я решил подойти как можно ближе, готовясь ввести машину в разворот при первых же признаках опасности. И тут Саша увидел черную точку, мелькнувшую на белом снегу. Он увидел ее тогда, когда машина уже ложилась в левый разворот, и крен ограничивал обзор вправо.
— Нужно по-другому зайти! — крикнул он, — так мы не рассмотрим ничего!
Я и сам понимал, что нужно зайти по-другому, надо обойти эту вершину правым бортом, но для такого захода придется почти вплотную прижаться к скалам. При ограниченной видимости и порывистом ветре недолго и крылом скалу зацепить, и тогда уже искать придется нас. Зато ориентир будет хороший — горящие обломки самолета на белом снегу, да что толку, все равно искать будет некому, ведь у них ни одного вертолета нет, а Ан-24 здесь делать нечего. Я прижал машину к самой скале и начал заходить, оставляя вершину справа. Только бы облака не опустились. Только бы снежный заряд не закрыл и без того ограниченную видимость. Ближе, ближе, еще ближе, радиовысотомер показывал пятьдесят метров, двадцать пять, двадцать — всё, ближе нельзя! И Саша, и Николай Иванович увидели его одновременно. Человек шел по снегу к вершине горы. Он был один, он не повернул головы, не посмотрел в сторону самолета, пролетавшего над ним, он упрямо, несмотря ни на что, шел к вершине.
