— Никак не уразумею, почему ты, женеше, так много говоришь мне об Есенее? — прервал тетушку Тани, которому по его легкомыслию претили долгие разговоры.
— Ах ты, нетерпеливый Укили! — огорчилась Айганым. — Неспроста я так подробно рассказываю об этом. Чингизу, моему, Шига-жану, надо ехать в Кусмурун. А на кого он должен опираться в округе? Только на Есенея. Как говорится, поклоняться можно и слабому, опираться только на сильного. Как он иначе будет управлять?
Айганым опять горько вздохнула:
— Слабая я стала. Не успею дождаться Чингиза. Передай ему все, что я тебе сказала.
Тани обещал все подробно рассказать Чингизу. Он сдержал свое слово.
… Выезжая на место новой службы, Чингиз решил исполнить материнский завет, — побывать у Есенея, познакомиться с ним поближе. Аул Есенея находился на берегу реки Кундызды — Бобровой, вливающейся с востока в озеро Кусмурун. Чингизу не надо было сворачивать далеко в сторону от своей дороги.
И пока Чингиз собирается в путь, мы поведем речь об Есенее.
Как было уже сказано, Есеней принадлежал к ответвлению Сибана из рода Керея. Одни считали, что Сибан по крови своей был настоящим уаком и только по материнской линии являлся родственником кереям. Была и другая версия родословной. Маленький Сибан жил у дяди, происходящего из уаков, и только джигитом пришел он в аул кереев. Но больших расхождений в этих рассказах не было. Сибана единодушно считали достойным человеком, положившим начало многочисленной ветви кереев.
От Сибана произошли Еримсоры, Кортык, Кунгене и Шокматар. Сын Кортыка Кошкарбай дал жизнь Токмамбету и Сеиту. Сеит стал отцом Естемеса.
Естемес был совсем ребенком, когда умер Сеит. Имущество отца растащили его хваткие дяди, а самого Ёстемеса отдали на воспитание родственнику по матери Ашимбаю-батыру из рода Карааул. У богатого Ашимбая было множество табунов, и Естемес с малых лет пас лошадей. Когда он вырос в джигита, Ашимбай женил его. В 1789 году у Естемеса родился сын, названный Есенеем.
Мальчиком Есеней, как и его отец, пас байских коней. Как и отец, с детства он понимал униженность своего положения табунщика.
Однажды, перегоняя табун на новое пастбище, Есеней увидел, что в сторону степей Сарыарки движется царское войско — впереди вооруженные конники, позади — обозы. Войско остановилось передохнуть неподалеку от юрты Есенея. Табунщик-подросток стал свидетелем, как ожеребилась одна породистая кобыла. Жеребенок был слаб, русские не захотели с ним возиться в пути, и начальник отдал его Есенею.
Однако подросток смекнул, что ему лучше скрыть, как он получил жеребенка в подарок от русского офицера, и он решил придумать случай, похожий на сказку.
— Днем, когда отдыхали лошади, — рассказывал он, — я стреножил коня, прикрепил его поводья к своему поясу, растянулся на земле. Думал о всяких своих невзгодах, об унижениях, что приходится терпеть от дяди. Всплакнул и незаметно уснул. Во сне приходит ко мне аксакал, добрый такой и внушительный. Эх ты, горемычный, говорит мне, перестань терзать себя и вставай. Садись на коня и скачи прямо на запад. Доскачешь до оврага и в овраге найдешь молоденького жеребенка темно-рыжей масти. Он сосет стебли курая. Слышишь, вставай! В жеребенке твоя удача. Я проснулся. Лошади, пощипывая траву, удалились от меня. А конь мой, тот, который привязан был к поясу, пофыркивал и в нетерпении бил копытом землю. Я послушал аксакала и помчался к оврагу. Действительно, в овраге темнорыжий жеребеночек жует курай. Рядом — кобыла, жирная, как шужук, конская колбаса. Я спешился и к жеребенку. Он нисколько не боится. Обнял его, поднял и привез к своему стану…
Есеней долго никому не показывал жеребенка, хозяину ничего не говорил. А когда жеребенок вырос в кобылу-трехлетку — случил ее с жеребцом. Кобылица принесла нового жеребенка и тоже темно-рыжего. Тут-то и заприметил их Ашимбай, — они выделялись и статью своей и мастью. Откуда они, спрашивает. Есеней рассказал свою сказку, и дядя поверил. Да и все вокруг узнали об этом. Шли годы, и множилось потомство найденыша. В табуне уже стали появляться аргамаки Есенея, составившие скоро целый косяк. Про них уважительно говорили: «Это те, что курай сосали». Или попроще: «Есенеевские темно-рыжие, словно курай».
