Только теперь, когда я стоял там, где все случилось, мне пришла в голову мысль: а нравилось ли Эш, что учитель лапал ее? Или, может, она не смогла удержать контроль над ситуацией и он заставил ее быть с ним? Может, он причинил ей боль?
Прилив сочувствия к ней охватил меня так неожиданно, что я даже присел на бордюрный камень и, скрестив на коленях руки, положил на них голову. Именно из–за Эшли я влачил жалкое существование до тех пор, пока в моей жизни не появились Уилла и Эдди. Но она была моей сестрой. Возможно, тогда она нуждалась во мне, хоть никогда не говорила об этом, точно так же, как я хотел, чтобы она была тем человеком, с которым я мог бы поговорить, который бы меня понял. Именно поэтому при мысли о том, что какой–то неудачник заставил ее делать что–то, чего она не хотела, я испытал чувство, будто обидели меня самого. Мне следовало догадаться о том, что ее что–то мучит, следовало отметить как тревожный знак то, что она стала подолгу засиживаться у себя в комнате. Я должен был спасти ее.
Наверное, вот так и происходит между близнецами.
Когда я, наконец, поднял голову и посмотрел по сторонам, на парковке уже было множество родителей, которые приехали за своими чадами и теперь удивленно посматривали на незнакомца, сидящего на бордюре.
Я с трудом встал, разминая затекшие ноги. Между тем прозвенел звонок. Из дверей школы вылетела орава ребятишек, чтобы тут же попасть в руки мамочек, папочек или нянюшек.
И я среди них. Уходя, я спиной чувствовал волну подозрительных взглядов, которыми они меня провожали.
В школьной приемной секретарша, сидевшая в холщовой ночной рубашке и в ночном колпаке, спросила, чем она может мне помочь. Потом, заметив, что я ничего не отвечаю, изумленно глядя на нее, бросила взгляд на свой наряд и поморщилась.
— У нас сегодня «Пижамный день», — объяснила она.
Я спросил, хранятся ли в школе списки учителей, работавших здесь в прежние годы. И в частности, меня интересует замещавший должность учителя театрального мастерства человек по имени Дин Малво. Услышав имя, секретарша задумалась.
— У нас нет личных дел сотрудников, — наконец сказала она. — По крайней мере, здесь. Может, попробуете обратиться в профсоюз?
— Да, думаю, стоит им позвонить.
Похоже, тут все. Я уже собирался распрощаться, когда секретарша перегнулась через конторку и, понизив голос, спросила:
— А почему вы его разыскиваете?
— Я думаю, он мог обидеть мою сестру.
— Прекрати! — крикнула она кому–то, кто находился за углом школьного коридора и был не виден. Потом вышла из–за своей конторки и, сделав знак следовать за ней, направилась к двери в дальнем конце холла. Когда мы покинули помещение и оказались на улице, секретарша прислонилась к стене и посмотрела не на меня, а куда–то в сторону.
— Его сейчас зовут Боб, — сообщила она.
— А вы можете сказать, где он теперь?
— Я могу вам сказать, где он был. Шесть лет назад он обитал в округе Барага, штат Мичиган. Уехал оттуда примерно пару лет назад.
— Почему?
— А что вы думаете? Вы говорили о сестре. После вашей сестры были еще другие сестры. И другие дочери.
Она вытащила из кармана пачку сигарет, но ни одной не достала.
— Вы его знали?
— Он подменял других педагогов и постоянно работал в разных школах, — сказала она. — Полагаю, для него это имело определенные преимущества. Но — да, он работал в паре школ, где в свое время, много лет назад, работала и я. Мог очень красиво изъясняться, что правда, то правда. В то время люди обращали на него внимание. А когда пошли всякие слухи, за ним стали замечать кое–что еще.
Она явно знала больше, чем говорила. Именно поэтому мы и оказались здесь, на задниках школьного двора, залитого солнцем, которое внезапно блеснуло из–за облаков. Вымотанный мужчина и женщина в глупой ночной рубашке, абсолютно незнакомые, не знающие даже имен друг друга и, в общем, не желающие знать.
Безусловно, она о ком–то беспокоилась. Возможно, переживала за Малво, может быть, за одну из тех девушек, с которыми он общался, а может, и за себя. Могло так случиться, что она питала к Малво какие–то чувства, и лишь позже выяснилось, что он настоящее чудовище. Во всяком случае, у нее на пальце не было обручального кольца.