Я бы тоже хотел поближе с ними сойтись. Однако Эш никогда бы этого не допустила.
Как бы она ни третировала меня, что бы ни вытворяла с другими, я всегда смотрел на нее как на свою сестру. В то время как она считала меня именно ее братом, рассматривая меня едва ли не в качестве собственности; даже не столько братом, сколько досадным довеском, рудиментом, постоянно напоминавшим ей о чем–то, от чего никак нельзя избавиться.
Но зачем обладать кем–то, кого не любишь?
Это был вопрос, над которым я размышлял все время, пока мы жили вместе, и потом, когда я остался последним из Орчардов. Почему, даже когда я стал взрослым, моя сестра довлела надо мной, не давая ни с кем сблизиться? Убежден, тут все дело в психологии близнецов. Я оставался для моей сестры единственной нитью, которая связывала ее с миром людей, той личностью, которой и она могла стать, если бы при нашем рождении принадлежала этому миру полностью.
И когда она молила меня не бросать ее там, в доме на Альфред–стрит, это означало, что и я сгорю в огне, дополнив ее смерть, как дополнял при жизни. И короткий промежуток времени, пока пожарные не выдернули меня из–под горящих обломков, я был мертв. Потом врачи «Скорой помощи» принялись реанимировать меня, я выкашлял гарь из легких и возвратился к жизни.
Впервые мы с Эш разделились. Там, где она оказалась, ей было ужасно одиноко. И она поклялась сделать так, чтобы и я тоже страдал от одиночества.
Она сама мне об этом сказала, прошептав в ночи. Этот шепот я слышал в струях воды, когда мылся в душе, голос ее звучал в мелодиях, провожавших меня на улицах во время долгих бесцельных прогулок.
Ты не должен был остаться здесь, Дэнни. Но раз уж остался, то будешь жить так, словно ты умер. Как я.
За последние двадцать лет сильнее всего угрозу со стороны Эшли я почувствовал дважды, когда пытался пригласить женщин поужинать со мной. В первом случае дама уже в ресторане спросила, кто эта светловолосая девушка, которая стоит у меня за спиной, и ушла, не дождавшись, пока нам принесут заказ. А во второй раз приглашенная мною женщина позвонила мне сама и сказала, что не сможет сходить со мной по причине внезапного недомогания. Однако по дрожи в голосе я понял, что моя сестренка заходила повидаться с ней.
Единственное чувство, которое Эш никогда не приходилось имитировать, — это ревность.
Итак, я закрыл двери в окружающий мир, отбросил мечты о дружбе, семье. Проявил осмотрительность и прислушался к ее угрозам. Казалось, это сработало.
Примерно на год–два посещения Эш стали не такими частыми. И я даже попытался убедить себя, что, может быть, моя сестра не более чем обычный призрак среди прочих духов. Да, конечно, назойливый, даже немного пугающий. Но необходимо запомнить одну вещь — призраки всего лишь мертвая материя, покойники, способные приобретать видимость. Стоит вам увидеть, что привидения ничего не могут сделать, как они теряют силу.
Однако я ошибался на этот счет.
Оказывается, призраки могут кое–что делать. Они могут говорить, могут прикасаться к вам, призрак может стоять у кровати, склонившись над вами, и первое, что вы увидите, проснувшись, будет его лицо.
А если найдется мост, достаточно прочный, чтобы пробраться по нему в наш мир, то призрак способен убить.
Что–то в моем состоянии полного одиночества подсказало мне мысль опубликовать свою книгу.
После смерти отца не осталось ни одной живой души, у которой я мог спросить, хорошая ли это идея. Я не мог ни на кого положиться, и мне не у кого было искать защиты. Деньги меня не интересовали. Папа оставил мне дом и свои накопления, так что я мог позволить себе безбедное существование затворника. И, уж конечно, у меня не возникало желания привлекать к себе внимание. Думаю, причина заключалась в том, что смерть — это единственное, что у меня было, единственное, о чем я мог рассказать миру. Я знал только один способ помочь другим и утешить кого–либо, даже если это будут абсолютно посторонние люди.
После серии звонков и писем появилось несколько литературных агентов, выразивших желание прочитать рукопись. Я выбрал наугад, менее всего рассчитывая на успех.
