Проклятые - страница 17
В своих рассказах она никогда не называла место, где побывала, «небесами». Потому что это были не «небеса».
Она стояла босиком на льду замерзшей реки. На некотором удалении от берега виднелся зарывшийся носом в лед огромный танкер с задранной вверх кормой. Его ржавые винты своим цветом напоминали засохшую кровь. На дальнем берегу реки не было ничего, кроме ряда серых необитаемых домов. Но, обернувшись, у себя за спиной Эшли увидела город. Старые здания постройки 20–х годов XX столетия с разрисованными цистернами на крышах. У самой кромки льда — пять круглых башен из темного стекла. Силуэт Детройта.
А на набережной, у подножия небоскребов центра «Ренессанс», — одинокая фигура. Присмотревшись, Эш увидела, что это я, только взрослый. Я спускаюсь на лед, чтобы присоединиться к ней.
И в этот момент она услышала глухой удар.
Ритмичные барабанные удары, низкие, словно дальние громовые раскаты. Постепенно они становились громче, раздавались все сильнее прямо у нее под ногами, и от вибрации ей становилось труднее удерживать равновесие.
Затем послышался звук ломающегося льда. По его поверхности побежали трещины, стремительно заполнявшиеся темной маслянистой водой.
Эшли посмотрела под ноги и увидела, что грохот исходит из–подо льда.
Миллионы людей скреблись и стучали кулаками, пытаясь пробиться на волю, к ней.
Эш бросила взгляд назад, на меня. Я стоял у кромки льда, проверяя прочность ногой и собираясь шагнуть на его мраморную поверхность.
НЕТ!
Она пыталась закричать, однако из горла вырвалось только хриплое дыхание.
СТОЙ НА МЕСТЕ!
Она замахала руками, приказывая мне уходить. Я увидел ее и остановился. Сомнение на моем лице сменилось выражением ужаса, когда я тоже услышал грохот и треск подо льдом.
И тут удары кулаков стихли.
Стучавшие убрали руки, и тогда всплыли их лица. Все разные. Черные, белые, женщины, мужчины. Они смотрели на нее сквозь мутное стекло речного льда.
— Как будто хотели посмотреть, кто это там новый, — говорила Эш. — И они очень удивились, увидев меня.
— Потому что ждали кого–то другого?
— Потому что я была ребенком.
Лед у нее под ногами разошелся. Десятки рук уцепились за ее ноги, колени, ступни. И потянули вниз. В ледяную стужу.
— Я умерла, но меня ожидал не Свет, — сказала сестра. — Это было другое место. Туда я и пойду. Я принадлежу ему.
— Тогда я тоже буду ему принадлежать.
— Нет. Потому что я спасла тебя.
— Но зачем…
— Я спасла тебя, Дэнни.
Эш верила, что это видение, в котором она, едва получив душу, приняла одно–единственное решение — защитить брата от попадания в мрачное место, куда люди могут отправиться после смерти, — стало пророчеством о ее судьбе. И судьба ее была предопределена, когда она не прожила еще и часа. Все это означало, что, хотя Эш внешне выглядела значительно одареннее, ее жертвенность дала брату возможность жить и испытывать полноту бытия там, где она сама жить не могла. Это объясняло, почему моя сестра при жизни могла совершать свои деяния, не будучи живой на самом деле.
Она могла стать ближе к живущим только тогда, когда заставляла других людей испытывать определенные чувства. Похоть, зависть, ненависть.
Или боль…
По мере взросления пелена стеснительности все чаще заставляла меня избегать скопления людей, садиться позади всех и мучительно размышлять, куда девать руки при ходьбе или разговоре. Нельзя сказать, что я был непривлекательным. Высокий, с черными блестящими волосами. «Красивый юноша, если бы ты только приподнял голову, чтобы люди увидели твой взгляд» — это если верить моей матери. Возможно, она была права. По крайней мере, все годы учебы в школе со мной пытались познакомиться девчонки определенной категории — зубрилки или те, которые сами не знали, чего хотели. По их словам, я был несколько долговязым, однако довольно привлекательным, даже сексуальным. Более того, по их мнению, было во мне что–то, с чем они хотели бы познакомиться поближе, некая головоломка, требовавшая своего решения.
