Доктор повернул ручку и толкнул дверь. В нос мне ударил запах свежей краски.
– А давно ли у вас кабинет на Хартли-сквер? – поинтересовался я.
– Недавно, – ответил доктор. Всё-таки я не ошибся – в его речи слышался лёгкий акцент. – Я много путешествовал по Востоку, и в больших городах, и в маленьких селениях практикуя искусство врачевания. – Доктор Кадуоллэдер помолчал, а затем сухо усмехнулся. – Но здесь, юноша, в этом вашем огромном суетливом городе, таится несравнимо больше возможностей для такого простого врача, как я.
Он зна́ком велел мне следовать за ним.
Сумрачный, строгий коридор вёл в просторную комнату. Я подумал, что это, должно быть, приёмная. Здесь вдоль стен стояло шесть довольно облезлых красных стульев с потрёпанными золотыми кантами и кистями. В центре располагался низкий столик, на нём валялись старые выцветшие журналы. Я взглянул на их названия: «Проныра из Хайтауна», «Еженедельник для женщин из высшего общества», «Щёголь». Вся подборка – головокружительная безвкусица, бульварное чтиво. Судя по пыли, осевшей на обложках, к журналам довольно долго не притрагивались. Похоже, дела у доктора шли не слишком спо́ро, несмотря на модный адрес.
В приёмной была дверь, ведущая в кабинет.
– Проходите, – любезно пригласил доктор. – Можете изложить мне суть вашего дела, мистер…
– Барнаби, сэр. Барнаби Граймс.
– Мистер Барнаби Граймс, верно? – уточнил доктор. – Что ж, садитесь, мистер Граймс, и расскажите, что вас беспокоит.
Я не стал возражать и уселся на стул с мягкой кожаной обивкой прямо напротив стола доктора.
Мне доводилось бывать в кабинетах шарлатанов – бегал по поручениям, разносил рецепты, – и, по правде сказать, этот кабинет был именно таким. На столе, слева от пресс-папье, стояла бронзовая керосиновая лампа. Два диплома в рамочках крепились к стене позади стола. Справа от меня стояла мягкая медицинская кушетка, над которой висел рисунок, изображающий фрагменты человеческого тела: кости слева, мышцы справа.
У дальней стены возвышался массивный шкаф, похожий на посудный. Увидев его, я не смог сдержать улыбки. Полки шкафа были заставлены стеклянными пузырьками, бутылочками, закупоренными флакончиками всевозможных форм, размеров и цветов. Для врача-самозванца иметь такой шкаф с пузырьками – дело обязательное. Всегда производит впечатление! Люди начинают верить, что перед ними и впрямь – настоящий доктор.
Тем временем доктор Кадуоллэдер сел в обитое кожей кресло с высокой спинкой, повернул настольную лампу, и нас окутал приглушённый жёлтый свет.
– Так-то лучше, – сказал он с улыбкой, подался вперёд и положил локти на стол. – Так что же вас беспокоит?
– Ничего. Я не болен. Я не лечиться пришёл, – ответил я невозмутимо, чувствуя, как стальные глаза доктора буравят меня сквозь затемнённые стёкла пенсне. – Я пришёл показать вам это.
Я достал письмо из кармана жилета, развернул и передал доктору. Доктор поправил пенсне и принялся читать. Чем дальше он читал – тем сильнее хмурился.
– Как оно к вам попало? – спросил он наконец строго, глядя на меня поверх стёкол пенсне.
– Один разгильдяй из тик-такеров вручил его мне вчера вечером, у дома мистера Бенджамина Барлоу.
– Вчера вечером? Вам? – переспросил доктор Кадуоллэдер, приподняв левую бровь. – Отчего же не мистеру Барлоу?
– Мистер Барлоу исчез. Я полагаю, он стал жертвой жестокого нападения. И поскольку вы – его врач, я решил узнать, не обращался ли он к вам за медицинской помощью?
– Увы, нет, мистер Граймс, – доктор Кадуоллэдер покачал головой. – Скажу больше – он не явился на последний приём, и я вычеркнул его из списка своих пациентов. – Он задумчиво погладил подбородок. – Как вы сказали – жестокое нападение?
– Я обнаружил свидетельства борьбы, – сказал я. – Кровь. Следы когтей и зубов. Перевёрнутое кресло… И мне доподлинно известно, что в окрестностях дома мистера Барлоу тем вечером бродил дикий зверь. Известно потому, что я столкнулся с этим зверем на крыше клеевой фабрики и убил его.
– Какая удача! – воскликнул доктор Кадуоллэдер, откидываясь на спинку кресла.
– Удача? – не понял я.
– Удача, что такой свирепый зверь умерщвлён и более никого не побеспокоит, – пояснил доктор. Он довольно улыбнулся, обнажив длинные пожелтевшие зубы. – Но скажите на милость, как вам
