— Так достанешь? — с надеждой в голосе уточнил Сидорин.
— Тундра кругом, где тут огурцы! — хмуро возразил Свиридов и, уже уходя, добавил: — Что могу, однако, сделаю.
Солнце перешло через север и поднималось к востоку, когда Свиридов полетел обратно. Под плоскостями проплывала тундра — величественная и однообразная. Было уже пять часов, когда на горизонте появились дымы Дудинки и открылась исполинская панорама Енисея. Свиридов лихо шлепнулся у самого здания аэропорта.
— Тебе, Саша, надо бы в ложке воды садиться, эффект был бы тот же, — посоветовал дежурный, закрепляя самолет.
— А ты держи руки по швам, громила, когда со старшим разговариваешь, — строго заметил Свиридов. — И запомни на всю жизнь, а умирать будешь — передай внукам: такой вот посадкой я в сорок первом три раза от мессера уходил.
— А от выговора в приказе не уйдешь, — пробормотал дежурный, постаравшись, впрочем, чтоб Свиридов не слыхал этих слов.
Отделившись от диспетчера и заведующего складом, Свиридов вошел в столовую аэропорта. Несмотря на ранний час, столовая была полна пассажиров, летчиков и людей из технического персонала. Свиридова встретили смехом и шуточками.
— Летающий медведь! Иди сюда! — кричал Лахов. старый летчик, работавший на самой северной трассе страны вдоль берега Ледовитого океана.
Свиридов сел, взглянув в карточку, — в ней не было ничего, кроме солонины и консервов, — и подозвал официанта.
— Выкладывай, что есть неписаного мимо меню, — приказал он.
— Да ничего особенного, Александр Кондратьич, глазунью — яичек немного забросили самолетом… Капустка соленая с колбаской. Что еще?.. Ну, отбивную из свежей свинины…
— Не то. Мне, понимаешь, надо этого… огурца!
— Огурца? — переспросил официант, не поняв. — Какого же огурца? Это который в огороде?
— Нет, который на щите с приборами, — рассердился Свиридов. — Обыкновенного огурца, ясно?
— Ты случайно не хлебнул ли смеси спирта с бензином? — сочувственно спросил Лахов. — От такого коктейля только огурцы спасают.
— Это не мне, — объяснил Свиридов, отослав официанта за отбивной. — Женщине одной.
— Понимаю. Интересное положение. Ну, и ничего? Все на месте, что требуется?
— Дурак ты! Это жена приятеля. А положение такое интересное, что дальше некуда. Отсюда часа полтора на моей лошадке, кругом тундра, а ей огурец вздурился. Не ест, не пьет, спит плохо, в общем — доходит.
— Моя жена, как первого ребенка сочиняли, такие штуки выкидывала, что думать будешь — не придумаешь. Это они умеют. Но только, Саша, какое тебе тут горе? Не твоя же жена.
— Ну, и что же? Сам я в этой проклятой Дудинке уже третий год свежего огурца не видел, а она местная — может, только раз в жизни его и пробовала — вроде лакомства. Удивляюсь тебе — простых вещей не понимаешь!
Лахов так стукнул кулаком по столу, что стаканы на буфете зазвенели.
— Василий! — крикнул он официанту. — Спикируй, милок, на нижний этаж и вызови летчика Норина, скажи — немедленно! Думаю, Норин поможет нам в огуречном деле, — сказал Лахов Свиридову.
Норин был паренек лет двадцати двух, одетый с иголочки, как одеваются только молодые летчики. Он сел на край стула, чтобы не помять брюк. Лахов сразу приступил к делу.
— Ты в Красноярск летишь? — спросил он.
— В Красноярск.
— Обратно будешь?
— Из Красноярска полечу; в Ташкент за фруктами потом — сюда.
— Чудно. У нас к тебе дело — важное дело. Привези из Ташкента килограммов пять зеленых огурцов.
Норин даже не скрывал своего недовольства.
— Я в Ташкенте буду несколько часов, не знаю, удастся ли выспаться.
— А ты сам не покупай, — пошли кого-нибудь. Слушай, я тебе все объясню. В тундре, час ходу на твоей лягушке, женщина в положении и чудит, не ест, не пьет, требует огурца. Вот Свиридов оттуда, сам видел все это происшествие. Если такой женщине не помочь, значит, ничего ты, брат в женском вопросе не разбираешься.:
— Твердо не обещаю, а что смогу — сделаю, — сказал Норин.
— Знаешь, есть у меня еще один план, — сказал Лахов с увлечением после ухода Норина. — Наш завхоз Артемьич звал меня на обед. Ты Артемьича знаешь, не может быть, чтоб у него огурцы не водились. Это такая пролаза, что у абиссинского императора отоварится, если его пустить. Пойдем к нему чай пить.
