Профессор умолчал о том, что три месяца тому назад он ввел себе препарат и подверг себя смертоносному облучению: он еще не закончил исследований и не хотел тревожить друга, хотя чувствовал себя вполне хорошо.
— Скажи, Артур, известны ли результаты твоих опытов каким-нибудь официальным лицам? — спросил Гонсало.
При этом вопросе лицо Ренара омрачилось. Немного погодя он ответил:
— О препарате и его действии еще никто не знает. Но, кажется, кое-что о наших опытах стало известно, как мы ни старались это скрыть. К сожалению, и мою лабораторию нельзя оградить от осведомителей. Они проникают теперь всюду.
— Да, в этом можно не сомневаться. Любое наше учреждение кишмя кишит сейчас всякими шпиками и осведомителями. Но почему у тебя возникло такое подозрение?
— Недавно Баррос предложил мне провести завершающий опыт.
— Кто такой Баррос?
— Сенатор Баррос. Он контролирует деятельность нашего научно-исследовательского института и входит в Совет попечителей, финансирующий его научную работу. Но он далеко не главная фигура, а лишь исполнитель. В Совете попечителей есть подлинные хозяева, это — Донозо Кортес-младший, Игнасио Кастильо, Франческо Рибейро, Фернан Боливар и еще несколько финансовых воротил.
Имена, названные Ренаром, принадлежали главным образом финансовым и промышленным магнатам Альберии. Донозо Кортес-младший был крупнейшим банкиром, контролирующим всю электромеханическую и сталелитейную промышленность. Игнасио Кастильо — президент химического и угольного концернов, владелец десятков машиностроительных заводов. Франческо Рибейро — директор нефтяной компании и владелец авиационных заводов. Фернан Боливар — президент алюминиевой компании, контролирующий предприятия черной и цветной металлургии.
— Понятно, — кивнул Гонсало. — Вся эта братия хорошо известна.
— Я должен тебе сказать, Луис, — продолжал Ренар после минутной паузы, — что нахожусь в очень затруднительном положении. Ты понимаешь мое нетерпение убедиться в действии комплексина. Однако не меньшее нетерпение проявляют и мои шефы. Один приговоренный к смертной казни негр, друг Педро, изъявил желание подвергнуть себя облучению и написал об этом сенатору. Баррос уже договорился с администрацией тюрьмы о выдаче его для проведения опыта. Ожидается разрешение губернатора провинции. Я в принципе согласен, потому что уверен в препарате и надеюсь после окончания опыта добиться помилования для негра. Но меня смущает, что одновременно сенатор потребовал представить Совету попечителей всю техническую документацию по проводимым работам, и предупредил меня о строжайшей секретности этих материалов.
Ренар замолчал.
— Однако нам тут больше нечего делать, — вспомнил он вдруг.
Они вышли из комнаты через другую дверь, ведущую в коридор, и очутились в гардеробной, где сняли свою рабочую одежду. Гонсало хотел уже одеваться, когда Ренар остановил его.
— Не торопись, — сказал он, — нам необходимо проверить себя этим чувствительным счетчиком Гейгера. Возможно, что мы радиоактивны, и тогда придется принять горячий душ.
Он поднес к Гонсало головку зонда радиометра и, внимательно наблюдая за показанием прибора, стал медленно перемещать ее, словно прощупывая все тело. Затем Ренар попросил Гонсало проделать ту же процедуру и над ним. Индикатор не давал никаких показаний.
— Все в порядке, — объявил наконец Ренар. — Можно одеваться.
Они быстро оделись и вышли из лаборатории. К этому времени взошла луна. При ее свете парк казался загадочным и прекрасным. Теплый воздух, напоенный одурманивающим запахом магнолий, не умолкающий стрекот цикад, лунные блики на аллеях — природа как бы призывала забыть обо всем, что омрачает жизнь. Ренар и Гонсало прошли парк, не обменявшись ни единым словом.
— И что же ты ответил Барросу, Артур? — спросил Гонсало, когда они уселись в кресла.
— Я отказался, хотя это было нелегко. Мне пришлось убеждать, что такой опыт проводить еще рано. Он согласился с моими доводами, правда, очень неохотно и несколько раз предупредил меня о строжайшей секретности работ. Вообще с некоторых пор вокруг нашей лаборатории создалась атмосфера секретности, и наша работа находится в центре внимания военного министерства, что меня сильно тревожит.
