— Но двое уже признали свою вину!
— Пока только двое, — сдержанно покивал Брянцев.
— И остальные не задержатся, — пообещал начальник.
— Как знать…
— Значит, договорились, Сергей Алексеевич! — заключил начальник тоном, мало располагавшим к продолжению разговора.
И уже через полчаса Брянцев ехал пятым номером трамвая на Уралмаш, стараясь не думать о том, что обещал тестю нынешний отпуск провести у него в саду, помочь достроить дом, с которым старик, можно сказать, в одиночку мыкается уже четвертый год и только-только подвел под крышу. Завтра тесть будет весь день смотреть на дорогу в ожидании помощничка и хотя ничего потом не скажет зятю — от этого Брянцеву не будет легче. И теща на завтра взяла талончик к врачу, потому что понадеялась на зятя, который обещал прихватить в сад сливочное масло, молоко и испеченные ею пресные булочки для мужа-язвенника.
Видит Бог, он сопротивлялся, как мог, сколько позволяла субординация. И черт бы побрал все эти отпуска, кто их только выдумал! Черт бы их побрал вместе с двумя выходными в неделю! Лично ему они вовсе не нужны. Он давно разучился отдыхать. Уже давно работа стала естественным состоянием его организма. Все, что ему нужно для подзарядки, — это чашка крепкого кофе и глоток коньяка. Отпуска и выходные выбивали его из естественного ритма повседневных дел. Больше всего не любил он праздников, и особенно новогодних, когда праздник на празднике и праздником погоняет.
А его жена Нина, как и всякая нормальная женщина, любит и отпуска, и выходные. Ей нравится выходить «в общество» и проводить свободное время в компаниях таких же веселых людей, как она сама, умеющих, когда надо, отключаться от повседневных дел и забот. Она мечтает побывать на Канарских островах, в Анталии, в Венеции, в Париже и в Рио-де-Жанейро. В Петербурге живет (наездами, наплывами) ее родной брат, капитан дальнего плавания, который где только ни побывал.
А Брянцеву никуда не хотелось. Никуда за пределы круга, очерченного уголовными делами, которыми он в данный момент занимался. Не хотелось, и все тут.
Он и сам считал себя очень скучным человеком и не понимал, как это Нина терпит его. Иногда, в подпитии, он спрашивал ее об этом. Она отвечала по-разному: «Сама удивляюсь». Или: «Наверное, потому, что остальные мужчины еще скучнее». Или: «Слишком поздно поняла, что я однолюбка».
Во всяком случае, она поняла, что ей не переделать мужа, и научилась довольствоваться тою толикой внимания, которую он находил время ей оказывать. Например, он часто дарил ей цветы и не только по торжественным дням. Уходя из дому или возвращаясь с работы, никогда не забывал поцеловать жену (а теперь и дочку). Иногда (вернее, изредка) они ходили на спектакли в драмтеатр, и в зрительном зале он как молодожен не выпускал ее руки из своей. Как обязательную повинность воспринимал он хождение в гости (на дни рождения друзей и в большие праздники), но если случались танцы — он танцевал только со своей Ниной. Одна знакомая позавидовала Нине: «У тебя такой внимательный муж: подает тебе руку, когда ты выходишь из трамвая! А мой — никогда!». — «Посоветуй ей пропускать мужа впереди себя», — сказал жене Брянцев.
Притулившись сбоку стола Горелова, Сергей Алексеевич знакомился с подшитыми в папку материалами уголовного дела. Закончив чтение, он обратил на опера спокойный всезнающий взгляд и проиграл певучим баритоном:
— Полагаете, что дело раскрыто?
Горелову не понравился тон, в котором за внешне бесстрастной вопросительной формой угадывался ехидный вывод.
— Полагаю, что в общем — да! — проговорил Горелов, ощетинившись. — По правде сказать, не понимаю, что за нужда была привлекать к этому, прямо скажем, рядовому делу еще и областную прокуратуру. Мало вам рецидивистов, что ли? Или организованная преступность пошла на спад?
— Я не напрашивался, — не кривя душой, признался Брянцев и перевел взгляд на цветную фотографию молодой женщины под стеклом у Горелова: — Жена?
— Да, жена! — не слишком любезно ответит тот и продолжал возмущаться: — Не понимаю, что за манера у вас, следователей: не разобравшись, с лету сомневаться во всем, что не вами сделано.
