- "Как ты думаешь, я смогу стать хорошим Царем для такого народа? Они же не видят простейших вещей!"
Я обнял кузена и шепнул ему на ухо:
- "Нет, мой Повелитель. Это не русские не видят многих вещей. Это у Вас глаза видят этакое, что не под силу обычному смертному. А что еще нужно -Великому Государю? Научитесь же прощать обделенных сим Даром и Вам -воздастся".
Кузен мой, наконец, улыбнулся и с легкой иронией вдруг спросил:
- "Так стало быть -- любой егерь способен возглавить этот народ?"
Я поклонился еще раз и отвечал:
- "Сие -- участь варяга. Народ сей не умеет управлять собой сам и вечно просит варягов на Царство. Если вы будете лучшим варягом, Империя сама поднесет себя вам -- на блюде".
Юный принц ударил меня по плечу и расхохотался. Он стал совершенно спокоен и доволен собой.
Как видите -- я не люблю зиму, потому что зимой длинные ночи, а ночью я все равно что -- слепец. Так что радуюсь я Природе лишь весною, да -осенью. И если весной сильно грязно, да сыро от прошедшей зимы, осенью...
Я люблю эту пору. В детстве в такие дни матушка уезжала на Биржу и мы с Дашкой ходили гулять. Без матушки нам скучно было сидеть взаперти.
Нас сажали на маленьких пони и мы ехали в лес -- слушать улетающих птиц. А еще на берег холодной Балтики -- смотреть на ряд набегающих волн, дышать свежим запахом моря...
Помню, как хрупали льдинки под копытами моей крошечной лошади, как шел из моего рта пар, если подуть на дашкины ручки...
Она носила маленькие перчатки с гербами Бенкендорфов и Шеллингов и так как она всегда их теряла, бонна связывала их тонкой бечевкой, которую пропускала под дашкиной курточкой. Перчатки были из тонкой и весьма дорогой кожи и совершенно не грели. Тогда сестрица сбрасывала их и они висели забавными тряпочками, когда я грел дыханием сестренкины руки...
В наши годы, случись нам встретиться осенью, мы всегда едем в наш Вассерфаллен и идем к взморью. Там моя сестра -- баронесса фон Ливен всегда снимает с рук дорогие перчатки и я, как тысячу лет назад, снова их грею дыханием... Мы с сестрой любим друг друга.
Пилюли доктора Боткина были ужасно горьки на вкус и после них рот жгло, будто крапивой. Но... Они делали свое дело и мы с Доротеей впервые пошли гулять летом на улицу. (Отец с матушкой следили за каждым шагом любимых чад, готовые сию минуту тащить нас домой!)
Первый опыт прогулки удался и Боткин прописал нам эти пилюли два раза в день в течение месяца. Потом недельку стоило посидеть взаперти, чтоб не слишком ослабить "естественную защитную силу", а потом -- снова месяц гулять, принимая пилюли.
Родители наши осыпали Шимона золотом и... У них возникла дискуссия. В Дерпте гулять было негде -- кругом посты охраны, да закрытые полигоны для испытаний. Сидеть летом в Риге -- дурацкое дело. Наш же родовой Вассерфаллен под Пернавом лежал в слишком пустынных местах: местные ливы смешались с немцами совершенно, а латыши не жили в столь голодных краях.
Поэтому мой отец уговорил мою матушку, чтоб мы ехали отдыхать в его "родовое поместье". В 1777 году мой дед Карл Александр отбил у курляндцев "даугавские земли" под Динабургом, называемым латышами -- Даугавпилсом, а русскими -- Двинском.
Земли сии были розданы его друзьям и приверженцам -- в основном, латышам дома Уллманисов. А так как в тех краях баловали курляндцы, Уллманисы жили там огромными семьями -- с охраной и домочадцами. Если нам с Дашкой не хватало друзей и подружек, там-то уж их было -- навалом.
Во всем этом был один-единственный минус. До сего дня мы жили вдалеке от границы Лифляндии. Теперь нам предстояло увидеть истинные отношения католиков и протестантов.
Это было раннее летнее утро. Я даже не успел как следует проснуться и вылезти из кровати, когда на улице закричали:
- "Горит! Горит! Это - Озоли (Дубки) горят!"
Я выскочил на улицу. По небу медленно плыли клубы черного маслянистого дыма. Люди метались по улице, не зная что делать - Карлиса с отрядом в тот день как раз не было. Он уплывал по торговым делам в Европу и в имении была лишь охрана моей матушки. Все -- ливонцы, люди - не местные, и они, естественно, растерялись.
