Однако знакомый ехидный голосок внутри меня спросил: а что, если он не захочет этого понять? Что ты будешь делать тогда?
С миссис Кингсли я встречалась только во время еды. Ее недобрые черные глаза цепким взглядом ощупывали мою фигуру каждый раз, когда я входила в столовую. Я избегала оставаться с ней наедине, боясь еще раз услышать оскорбительные слова о том, что ребенок не поможет мне удержать — «опутать», как она выразилась, — Джефа.
Тони ограничился лишь коротким замечанием:
— Честно говоря, я думал, что ты будешь умнее.
Мне следовало бы обидеться на него за эти слова, но он произнес их без всякой злости, как бы констатируя печальный факт. Я чувствовала, что по–своему Тони жалеет меня.
Благородный Сьюард остался верен себе. Он был со мной неизменно вежлив, открывал передо мной двери, пропускал вперед и всякий день учтиво справлялся — впрочем, довольно равнодушно — о моем самочувствии.
И только одна миссис Вейд пришла в совершенный восторг, когда миссис Кингсли за ужином объявила о том, что я жду ребенка.
— Ребенок! — миссис Вейд с детской непосредственностью всплеснула руками, глаза ее оживились. — Не могу в это поверить! Как же давно в нашем доме не было маленьких детей! Чудесно, когда на свет вдруг появляется крошечное существо! — на ее бледных щеках проступил слабый румянец. — Когда–то у меня тоже был ребенок — малютка дочка по имени Лотти. Она была прелесть какая хорошенькая! О, мне так хочется, чтобы у Нэнси родилась дочка и чтобы она походила на Лотти!..
— Эрнестина! — возвысила голос миссис Кингсли, и ее золотые серьги угрожающе качнулись.
Миссис Вейд сразу умолкла, втянув голову в плечи. Она бросила на Беллу перепуганный взгляд, затем, вымученно улыбнувшись, покорно опустила глаза.
Над столом повисло неловкое молчание. За этим молчанием, за вечными недомолвками, когда разговор случайно касался дочери Эрнестины, чувствовалась некая тайна. Смерть Лотти была запретной темой в семье. Двадцать с лишним лет тому назад маленькая двухлетняя девочка, почти младенец, случайно утонула в лагуне за садом — большего мне знать не полагалось. Но я почти физически ощущала, что, вопреки общему дружному молчанию, тень малышки Лотти незримо присутствует в доме Вейдов.
Ноябрь выдался холодным и ненастным. Нескончаемой чередой тянулись пасмурные дни, похожие один на другой, как две капли дождя. Сквозь сплошную пелену серых облаков изредка проглядывало солнце, но его лучи не достигали истосковавшейся по свету земли. Морской ветер, хозяин здешних мест, ревниво охранял сумрак, нагоняя выше самых высоких деревьев густой, как кисель, грязно–белый туман.
Я часто бродила по окрестностям. Скоро у меня выработался привычный маршрут: сначала я добредала до ограды военной базы и смотрела на аккуратные ряды маленьких домиков, которые охраняли морские пехотинцы. Потом шла к одинокой каменной скамейке у самой кромки воды. Там я могла сидеть часами, наблюдая за ревущими волнами, иногда грозившими смыть меня с пустынного берега. Но я не испытывала страха, а наслаждалась свежестью морского воздуха и бодрящими уколами соленых брызг. Мне было хорошо, гораздо лучше, чем в удушливой атмосфере дома Вейдов. Отсюда можно было видеть военные корабли, бросившие якоря в маленькой бухте. Пронзительные крики чаек вполне соответствовали моему настроению.
Обычно через некоторое время я забывалась, отрешаясь от земных забот, и погружалась в бездумное оцепенение. Но, сколько бы оно ни длилось, наступал момент, когда приходилось возвращаться назад и идти знакомой мрачной дорогой под нависшими деревьями, через серые железные ворота в невеселый дом, заслонявший мне весь белый свет.
Мне хотелось вырваться из заточения, и я подумывала о возвращении в Колтон, о чем деликатно намекнула в письме к мачехе. Я написала, что жду ребенка, что скоро Джеф уедет и мне будет одиноко. В ответе содержались упреки в несвоевременном замужестве и слишком ранней беременности. «Мы, конечно, будем очень рады, Нэнси, — писала мачеха, — но я не знаю, где тебя разместить. Наш дом — время ведь военное — полон молодыми лейтенантами с военно–воздушной базы. С ними полно хлопот, хоть они довольно милы…» Я сразу же представила себе улыбающуюся мачеху, как она с удовольствием готовит для летчиков своих фирменных цыплят и дотошно входит во все их проблемы. «Джеф тебя ведь не бросил? — спрашивала она. — Его семья, я думаю, будет против твоей поездки. Будущий наследник должен родиться в своем поместье, не так ли?»
