Сьюард обнял внезапно притихшую Эрнестину и потихоньку повел ее в дом.
«Конечно, Сьюард будет ее защищать, — сказала я самой, себе. — Ведь он — ее брат. Но, может быть, в его словах есть доля истины? Эрнестина — такая хрупкая, нежная, беззащитная, никогда никому не делала вреда, всегда добра к Марианне. Не слишком ли я к ней сурова?»
Но сомнения недолго одолевали меня. Я взяла себя в руки. Мне нельзя рисковать, доверяя свое единственное сокровище сумасшедшей. Мне не нужны эксперименты, я хочу быть абсолютно уверенной, что с моим ребенком ничего не случится.
В ту ночь сон не шел ко мне. Я заснула ненадолго, а потом ворочалась в тяжкой полудреме до пяти часов утра, когда надо было вставать и идти на кухню, строго по расписанию готовить Марианне завтрак. Я включила ночник, от которого появлялись слишком длинные, на мой взгляд, тени. Мне они очень не нравились, пугали. Это был очень страшный, самый страшный для меня час суток. В то утро я поднималась по лестнице, как всегда, медленно и на полдороге вспомнила, что забыла взять бутылочку. Повернувшись, я задела своей ночной сорочкой нечто, лежавшее на ступеньках. Приглядевшись, в неверном свете ночника я увидела натянутую на небольшой высоте веревку, концы которой были завязаны на противоположных балясинах лестницы. Если бы я сделала хотя бы еще один шаг, то непременно споткнулась бы и покатилась по крутой лестнице до самого пола. Это могло кончиться чем угодно: от ушибов и переломов до сотрясения мозга или даже смерти. В растерянности, я оглядывалась по сторонам, направляя бессмысленный взгляд то на веревку, то на пол, то вверх. Меня сегодня чуть не убили! Я чудом избежала смерти!
Ноги сами отнесли меня назад. Как лунатик я возвратилась в свою комнату и, услышав голодный крик дочери, боясь идти на кухню, в странном оцепенении стала укачивать маленькое проголодавшееся существо, плохо соображая, что именно я делаю.
Кто же хотел меня убить? Кто же натянул коварную нить? Тот, кто хорошо знает мой распорядок дня! Накануне за ужином я пожаловалась на темноту. Все слышали, что в пять утра я хожу на кухню, пробираясь в полутьме. Все сидели за столом: и Эрнестина, и миссис Кингсли, и Сьюард, и Тони. Кто же из них желал моей смерти? Никого я не могла исключить из списка подозреваемых! Выходит так, что никому я не могу доверять: я окружена врагами!
Пока я механически качала Марианну, она уснула. Постепенно страх уступил место гневу против дома Вейдов и его обитателей. Миссис Кингсли ненавидит меня. Эрнестина хочет отнять у меня ребенка. Сьюард обижен за Эрнестину. Тони молчит, он слишком скрытен, но все–таки я чувствую, что в глубине души он считает меня аферисткой, вышедшей замуж из–за денег и убившей из–за наследства своего собственного мужа.
Что меня держит здесь? Невиданная прежде злость закипела во мне. Они меня еще не знают! Они думают, что я — бедная овечка? Не на ту напали. Мы еще посмотрим — кто кого! Неужели это из–за денег? Не получат они их! Пусть это не мои доллары, но они по праву принадлежат моей дочери! Я их никому больше не отдам!
Немного поразмыслив, я пришла к выводу, что мне надо промолчать, ничего не рассказывать о натянутой веревке. Пусть убийца выдаст себя неосторожным словом или жестом, я уж не пропущу их. В такой линии поведения, конечно, содержался определенный риск. Кроме того, предстояло жить двойной жизнью, все время быть начеку, оглядываться по сторонам во время прогулок, внимательно смотреть под ноги, следить за всеми, прислушиваться ко всем разговорам.
После этого случая два дня прошли без происшествий. Я пристально рассматривала всех домочадцев, взвешивала их поступки на внутренних весах. Тони показался мне очень подозрительным. Он окажется в наибольшем выигрыше, если мы с Марианной вдруг исчезнем. Я стала с ним предельно осторожной.
Постоянное напряжение сказывалось на здоровье. Иногда по утрам мне приходилось напрягать все силы, чтобы просто встать с постели.
— Ты стала плохо выглядеть, — сказал однажды вечером Тони. — По–моему, тебе надо показаться доктору.
Мы сидели с ним за столом и пили ликер марки «Каалау», доставшийся нам от одного из офицеров–постояльцев, не захотевшего тащить лишнюю тяжесть к себе в каюту на отплывающий в поход крейсер. Моряк угостил ликером миссис Кингсли, а она отдала эти несколько бутылок нам, потому что сама его не любила.
