– У меня уже поклажи полно, – стал я отнекиваться, будто уже решил идти. – Штык, книга… «Дружок», – сморозил я. – Девушка-недотепа, монастырская мышь.
– Возьмите, – втолкнул мне в руку кордонку чудак. – Места мало. Будет не по себе, пригодится. Но решать за всех вам, как порученцу гражданина Акима и Доры – пропасть или неволя. Тартарары или татары. Вечный лед или мерзлоты северных нар. Спасибо.
– А где этот тридцать седьмой? – завопил я.
Зашумели, стали удивляться, сыпать шипящими. Толмач просто сказал:
– Четырнадцать на запад. Бывшая «Партизанская» после «Площади эволюции», – знает про ходку в метро, совершенно искренне изумился я. – Спасибо, – повторил толмач, – и семеро за столом вежливо поклонились, и каждый повторил попугаем: «Спас ибо се сибо…бо ба…».
А пошли бы вы все со своей спасибой, осерчал я, но вслух прокуковал: – И вам не хворать.
И вышел мимо читающих взвизгивающими, надрывными голосами стихи вон. И за мной засеменил Алеша. Где-то возле границ латинского квартала мы посидели, отдышались на колченогой, изукрашенной философемами скамье.
– Ты где проживаешь? – спросил я.
Алеша собрал всю волю:
– Д… рд…друг… – и указал грязным пальцем в сторону покосившегося сегодня холма.
– А куда ночевать, к Доре? – шизя отчаянно замотал в ответ головой.
– Ну, ладно, – согласился я. – Сночуемся в моей.
Я вынул картонку, подарок чудачья, и собрался стереть с нее пыль неизвестности, но парень с отчаянным умоляющим лицом помог мне убрать невесомое устройство во внутренний карман моей повидавшей и не таких уродов куртки.
– Пошли, на службу надо заглянуть, – скомандовал я. – Кушать хочешь? – и Алеша энергично закивал.
По дороге в придорожной харчевне-аптеке мы взяли несколько сушеных хлебцев с жаренной паприкой, гуманитарного жженого кубинского сахара и жбан хвощевого киселя. Алеша жевал с жадностью, похоже, ночью, раздавая печальную водку с хлебом, он сам не съел ни горбушки.
У входа в подвал Краеведческого поникший латышский стрелок сидел на шинели на земле и колдовал с затвором винтовки, стуча по ней каблуком огромного, стянутого с ноги ботинка.
– Нну стань смоттри, – поднял он на нас гнойные глаза, – хоттел один мимо ктто стретятт, а он патрон внутр сидетт, не хоччет итти. Трибуналл, ой. Ой!
Алеша взял из трясущихся рук война винтовку, посмотрел на свет, пощупал затвор, послушал ухом и потряс, а потом с силой трюхнул приклад о камень. Произошел щелчок, грохот, дым, и паре птиц на небесах жизнь, наверное, показалась в клетку. Солдат бросился обнимать шизика, но я вырвал худое создание из лап убийцы, и мы полезли по узкой лесенке в галерею.
Озадаченный Алеша неспешно, умоляя меня застопорить ход, брел мимо рыцарей, суховатых мумий и мраморных кентавров с открученными хвостами и отбитыми прическами. Возле огромной золотистой двуглавой птицы бабка Нюра водила грязной тряпкой по бронзовым перьям и кунала ее в помойное ведро с горсткой воды. Шизик, как зачарованный, остановился возле птицы и заглянул ей в клюв. Нюра поглядела на пришельца и смахнула тряпицей пот со лба. Спецтехник зашел птице с хвоста, стал гладить гузку, и лицо его заулыбалось. Он сунул длинные пальцы под орлана или кондора и повертел ими, будто хотел подоить зверя. Раздался звон, одно крыло отошло и открыло в брюхе секретную полость.
Тряпка выпала из Нюриных лап, она подошла к аппарату внутренней связи, покрутила рычаг и кашлянула в микрофон: – А ну подь сюда!
Алеша минут пять вглядывался в механизм. Слева вдруг подошел нижний работник, пожарник метро Афиноген и уставился на нас. Тогда худючий мастеровой запустил пальцы в птицу, наверное собирался потрошить, но вдруг, вертя пальцами, как вязальными спицами, вытянул из птицы непереваренную ею лет триста назад сухую розу без лепестков. Дунул внутрь, полетела труха тараканов и помет клопов, жук, жующий стрекозу и прочая мелочь.
Сияющий Алеша защелкнул крыло. Птица дернулась крыльями, запела, как иногда пела невыспавшаяся Дора в аптеке, а после чихнула на своего восторженного исправителя.
– Да! – присела Нюра. – Да! – присел рядом и Афиноген. – Слышь, пошли, – позвала шизика Нюра, считая, видно, меня за пустое место. И подвела Алешу к огромным часам между чучелом медведя и мумией тирана в гробу.
