— Дай, я на свету посмотрю, — Дэвайн развернул сына к огню. — Покажи руки. Да-а… Могут остаться шрамы. Ну, ничего, сейчас.
Дэвайн подтянул к себе котомку.
— Кое-что у меня тут еще есть, — он вынул маленькую склянку. — На пару раз хватит, но лицо надо закрывать, когда идешь на улицу. Понял?
— Да.
— Давай, мы тебя намажем, — Бран вздрогнул, ощутив на лице холодное и липкое прикосновение.
— Сиди смирно, — промолвил Дэвайн. — Это не больно. Ведь не больно, нет?
— Нет.
— Ну, видишь. Губы все потрескались. Следи за этим, сынок, не будь как ребенок. Ты же все понимаешь не хуже моего.
Бран не ответил. Мазь, ложась на кожу, сначала холодила, а потом начинала жечь.
— Печет? — спросил Дэвайн.
— Ага.
— Ничего. Посиди минуту, — Дэвайн накинул ему на плечи плащ.
Бран открыл глаза. Дэвайн собирал разложенные вещи.
— Отец… — промолвил Бран, и тот поднял взгляд. Бран не продолжал, но Дэвайн не переспрашивал, а просто ждал.
— Знаешь, — сказал Бран, — ты прав. Здесь очень много… Много всего произошло.
— Я это понял, — отозвался Дэвайн. — Не возражаешь, если я кое-что спрошу?
— Спроси.
— Видар просил беречь свою сестру. Это он о той девочке говорил? О той, что с ним сидела?
— Да, — ответил Бран. — Об Улле. Ее зовут Улла. Она… она…
— Что?
Молчание. Дэвайн спросил:
— Это ведь она ясновидящая, правда?
— Да.
И снова тишина.
— Так что же? — осторожно молвил Дэвайн. — У вас с ней… что-то было?
— Было… и есть, — Бран заставил себя поднять взгляд. — Она… она — моя жена, отец.
Дэвайн не ответил, словно настала его очередь молчать.
— Она мне — жена, — повторил Бран. — У нее… она была от меня беременна. Я на ней женился, и я… ее люблю.
Бран понурил голову.
— Не сердись, — попросил он. — Не сердись, ладно?
— Я не сержусь. Что же, выходит, уже и свадьба была?
— Еще не было.
— Нет? Но ведь ты вроде бы сказал, что ты на ней женился?
— Я… — ответил Бран. — Я по нашему обычаю.
— Но, сынок, — после паузы начал Дэвайн. — Ты ведь понимаешь, что это не имеет веса. Она ведь не христианка, да и священника не было. Так что вряд ли…
— Я знаю. Но я верю, что Бог все видит. Он знает, что я ее люблю. Я был обязан. Я должен был это ей… и себе.
Тишина.
— Ты считаешь, что я поступил глупо, да? — выговорил Бран.
— Нет. Если ты правда ее любишь, то, конечно же, нет.
— Я ее люблю.
— А она?
Бран укусил себя за палец. Отец положил ему руку на плечо:
— А она, сынок?
— Не знаю, — ответил Бран. — Я ничего уже не знаю. Она больше не хочет меня видеть. Ничего не говорит, как будто сердится. Я не понимаю, что произошло. Хотя до этого… много чего произошло. Но мне казалось, она меня простила. Мне казалось… я думал, она меня любит. А теперь… теперь она совсем чужая, как будто я ее враг. Я не знаю, что мне делать, — он обхватил голову руками. Дэвайн сказал:
— Да, сынок. Иногда это бывает очень сложно, я понимаю.
Бран повернулся.
— Правда? — спросил он. — Понимаешь?
— Конечно.
— Значит, ты не сердишься?
— Нет. Ты не сделал ничего плохого. Ты уже взрослый, когда-нибудь это должно было произойти. Это случается, рано или поздно, — Дэвайн усмехнулся. — Ничего не поделаешь. Лет-то ей сколько, а?
— Пятнадцать.
— Что же, и с четырнадцати замуж выдают, — Дэвайн вздохнул. — Ну, а конунг? Как он отреагировал? Не думаю, чтобы обрадовался, а?
Бран стиснул кулаки:
— Сволочь он. Гад… и сволочь. Собственного сына убил. Он и Уллу чуть не убил, когда узнал, что мы с ней… Это из-за него у нее выкидыш случился! Он ее… он ее… избил он ее. Перед всеми. Раздел… совсем раздел, и избил, — голос Брана пресекся. — Всю измолотил. На ней живого места не осталось, когда… когда… Чудом потом не умерла, до сих пор в себя прийти не может! Все из-за него, из-за этого… — Бран замолчал. Дэвайн тоже молчал.
— Но я тоже виноват, — выговорил Бран. — Моя вина тут тоже есть. Я вел себя, как… как пацан. Она мне говорила, пыталась сказать, что она… что у нее ребенок будет, а я не понимал. Как будто это для меня что-то новое! Как будто я не знал, от чего дети появляются! Она просила, чтобы я ей помог, увез ее, а я как идиот… Вот она теперь и наказывает меня.
— Ты в этом уверен?
Бран ткнулся лбом в сложенные ладони.
