— Что происходит? — в горницу влетел статный синеокий, темногривый — волосами такую копну не назовешь, красавец. Оглядел нас и заправил в ножны странный светящийся клинок и черный хлыст, скрутив, закрепил на поясе.
— Я спрашиваю, что здесь происходит? — вопросила мечта всех рекламных агентств. Я, молча им восхищалась, и звенящая на полу челюсть восхищению вторила. Если бес подходил для рекламы лезвий «Gillette», то второй для рекламы шампуней, отбеливающей зубной пасты, цветных контактных линз, годового абонента в тренажерку, дорогих автомобилей и шикарной жизни в целом. Мечта!
— А вот и черт. — Подсказал бес.
— Атас! — под прищуренным взглядом второго, попыталась прикрыться подушкой, крепко ее к себе прижав. — П-п-парни… Уважаемые, — тут же исправилась, — я куда попала?
— В гости. — Подсказал бес.
— Это понятно. К кому в гости?
— К черту и бесу.
— Шутите?
— Нет, Вы призваны стать жертвенницей через тридцать дней в свадебном обряде высшего.
— Идите к дьяволу!
— Попрошу не вызывать Повелителя. — Подал голос красавец, и баритон приятно наполнил пространство. — Он занят.
— Мать вашу за ногу!
— Повторное оскорбительное напутствие в отношении моей матери неодобрительно скажется на вас. — Добавил черт, присаживаясь на сундук.
— Вот черт! — красавец поморщился. Я удивленно на него воззрилась.
— Я уже здесь, зачем зовете?
— От балды! — я села на перину. — Мамочки мои…
— Две мамы — это хорошо. — Подхватил бес. — Видимо, детство у вас было замечательное.
— Детство у нее было замечательное.
— Вот черт! — перебила я, на что он вновь поморщился.
— А «Мамочки мои» это просто выражение, бес. — Завершил мысль черногривый. — Девушка, перестаньте призывать, так и до моих головных болей недолго.
— Да идите вы к лешему!
— Пойдем, — заверил черт, — мы к нему записаны на понедельник.
— Храм жертвенницы осматривать будем. — Поделился информацией бес.
— Упыри… — протянула я.
— Он нет, точно, а во мне кровинка такая есть, — просиял бес, показывая зубы.
— Мне плохо. — Закатив глаза, рухнула на перину, в лучших традициях обморока кисейных дам. То бишь, падая, попыталась проснуться. От чувства падения во сне все просыпаются. Так? Так! Вот и я решила этим воспользоваться. Все вокруг вздрогнуло, зашевелилось. Дав себе время на нормальное пробуждение, я через минуту открыла глаза. Перед взором предстала знакомая и до боли родная квартира. Нахожусь я в родной постели, под моей родной простыней и все вокруг лежит именно на тех местах, где и должно. Протирая глаза, села.
— Господи, ну и жуть приснилась! — надо бы смыть с себя это наваждение, иначе светляки и бесы с чертями дальше мерещиться будут. — В душ срочно!
Вскакиваю, бегу к двери, открываю, а там…
— Что, полегчало? — бес, по росту еле достигающий уровня моей груди, подмигнул и прищурился, — так и знал, что тебе в своих владениях свободнее будет.
— Аааааа… — протянула я, ничего не понимая, и чуть на пол от ужаса такого не брякнулась. Да у меня галлюцинации длительного характера и харизматической внешности, подумалось мне, когда в поле зрения попал черногривый.
— Чего бледнеешь? — спросил он, взмахом руки приглашая в деревенскую кухоньку с печкой в углу.
— Не ела, наверное. — Предположил бес, распахивая предо мною двери шире.
— Садись, сейчас покормлю. — Сообщил красавец. Сам он уже что-то с аппетитом ел. А пригласив меня к столу, шевельнул пальцами, и на белой скатерке появились тарелки с едой.
Ближе подошла, села, принюхалась. Пахнет вкусно, а выглядит так… будто это уже кто-то кушал.
— Кто готовил?
— Печка. — Простодушно ответил черт. — Яства здешней кухни.
— Ваши яства выглядят на порядок аппетитнее.
— Это я готовил, — встрепенулся бес, крутящийся у печки.
— А мне такое можно? Кстати, а что это? — от перечисленных ингредиентов аппетит отбило. — Нет, мне такое нельзя. Спасибо, обойдусь.
— Как же обойдешься, мы сейчас в путь собираемся. — Сказал черногривый.
— Счастливого пути вам.
— Ты с нами. — Черт отодвинул тарелки и встал.
— Как с вами? Куда?
— В храм два дня пути на лошадях, выдвигаемся сегодня, чтобы успеть к полнолунию.
— А пальцами щелкнуть и переместить слабо?
