– Паленый! – крикнул обиженно кто-то из оставшейся четверки, и Паленый сей же миг возник неизвестно откуда.
– Достань его, Алик! – попросил Смирнов, и Алик сказал обрадованно, призывая Паленого к себе:
– Красавец ты мой! Явился наконец!
Человек в черном ощерил безгубый рот и, сделав шаг вперед, показал, что будет бить правой – обманка для фрайеров. Алик, обозначив правый уклон, тут же резко ушел влево и достал Паленого правым крюком в печень. И – пока не упал – прямым в подбородок. Все. Израсходовал оба своих полноценных удара. Но для Паленого этого было достаточно. Он лежал рядом с каратэистом. Обработанный Казарян, правда, уже сидел, держась за разбитое лицо.
Четверо пятились от старичков, старательно демонстрируя, что хотя и пятятся, но нападут. Не сейчас, но вот-вот. Казарян кинул себя вперед последним своим прямым ударом и достал одного.
Завыв мотором, "восьмерка" на первой скорости, рывками, двинулась к полю битвы.
– С ручника сними, дура! – заорал Казарян. Галя услышала, и машина остановилась рядом с ними. Казарян распахнул дверцу: – Быстро, быстро.
Алик и Саня, беззвучно матерясь, пролезли на заднее сиденье. Вдалеке наконец-то забулькал милицейский свисток.
– Да поедешь ты? – страшным голосом заорал Казарян на Галю, и они поехали.
Переезд через фрязинскую ветку был закрыт: издалека стучала приближающаяся электричка. Казарян открыл дверцу, обошел капот и сказал Гале:
– Подвинься.
Сзади подкатил таксомотор и гуднул. Казарян обернулся. Таксист через окошко показывал большой палец.
– Что ж не помог? – мрачно спросил Казарян.
– Не успел. Пока монтировку искал, вы уже дело сделали.
– Долго искал.
Казарян влез за руль. Пошарил по карманам, нашел коробочку, поел блестящих шариков. Пробежала электричка, уютно светя желтыми окнами. Подняли шлагбаум.
На Ярославском шоссе Казарян дал девяносто и виртуозно засвистал пугачевскую "Делу – время, делу – время, потехе – час!". Галя вдруг, как тот, что сидел на площади, прикрыла лицо ладонями.
– Пристегнись, – сказал Казарян.
Галя отняла руки от лица, щелкнула ремнем безопасности. Казарян добавил:
– И успокойся.
– Как вы можете, как вы можете так! – запричитала она и опять закрылась ладонями.
– Не понял, – строго заметил Казарян. Галя снова отняла руки от лица, посмотрела на него, обернулась и быстро глянула на Алика с Саней.
– Вы – мясники! Вы понимаете, что вы – мясники, убийцы?
– Не понимаем, – всерьез отозвался Смирнов.
– А, да что с вами разговаривать! – Галя махнула руками и заплакала.
– Ты лучше поплачь, – посоветовал Казарян. – Помогает.
Галя заплакала в голос, а Алик спросил у Смирнова:
– Ты за этим в Москву приехал, развлечься? Скучно там, у моря?
– Дурак ты, Алька, – ответил ему Смирнов.
– Ловко ты этого каратэиста достал, – вспомнил Казарян.
– Мне один капитан-десантник, афган, про этих каратэистов все точно объяснил. Вся эта хренотень – набор штампов. У хорошего каратэиста их шестнадцать, у приличного – восемь, а у таких вот – четыре, не больше. И обязательно с копыта начинают. Так что достать такого – дело нехитрое.
– А ножки ослабли. И в коленях – мандраж, – проанализировал свое состояние Алик.
– Сам же говорил – нас теперь на два удара хватает. И все. Следовательно, ты использовался полностью.
– Да, ребятки, старость – не радость! – любимым своим трюизмом откликнулся Смирнов.
– Старички, – про себя решила притихшая уже Галя. – Богобоязненные старички. – И хихикнула.
Казарян покосился на нее и спросил:
– Отошла?
– Симпатично погуляли. Развеялись слегка.
Въехали в Москву. Довезли Галю до ее дома, а сами поехали к Алику.
Умываясь в ванной, Алик увидел себя в зеркале и огорченным криком задал вопрос Смирнову и Казаряну, устало возлежащим в креслах перед выключенным телевизором:
– Когда же я себе личность так покарябал?
– Во-первых, известно когда, – ответил Казарян. – А во-вторых, не ты, а паренек, которого ты достал. Он падал, ручками от огорчения взмахнул слегка и тебя задел.
– Да… А мне в понедельник записываться на телевидении, – сообщил, войдя в столовую, Алик и вальяжно рухнул на диван.
– Загримируют, – мрачно успокоил его Смирнов.
