— Тоже турки, — кивнул на приехавших Джалал.
— Да вроде не похоже, — усомнился я. — Турки — они вон какие все черные.
— А у них две нации, — уверенно объяснял Джалал. — Те, которые белые, господа: управляющие, врачи там, инженеры, бизнесмены всякие; а другие, которые черные, рабочие: строители, чабаны, дехкане… ага…
— А-а, — лишь протянул я.
Мы сделали еще две ездки, а потом мне сказали, что меня ищет отец…
Я легко побеждал своих ровесников и поэтому не предстоящий турнир, который планировали на весенние каникулы в Чебоксарах, отобрали из нашей группы меня да еще Андрюху Савельева. Теперь нас частенько подключали к электрофиксатору — чтобы привыкали и не обращали внимания на шнур сзади. Дома проклеил провода по клинку и подогнал разъемы под свой костюм. Схватки в контрах все чаще проводились в виде соревнований: на 5 уколов отводилось шесть минут; если не укладывались в уколы — добавляли минуту. Обычно у меня до этого не доходило — в регламент укладывался.
До Чебоксар мы добрались на поезде. На вокзале с нами сошла другая группа, как оказалось, с Воронежа. Нас встречали на автобусе. Тренеры друг друга знали и тотчас уселись вместе, болтая о своем. Салон заполнился шумом и гамом: смеялись, шутили, вспоминали — старшие тут бывали не раз и воронежских знали. Меня же посетило забытое чувство любопытства, мы сидели с Андрюхой, молча крутили головами и наполнялись тихим ликованием.
Разместили нас в гостинице, в двухместных номерах. Узковато, но с телевизором и столом. Обои явно не обновлялись со дня постройки — были выцветшими до желтизны. Прихожка со встроенным шкафом, тут же дверь в умывальник и туалет. На входной двери схема эвакуации на случай пожара. Полотенца тут висели, так что которое положила мне мама, не пригодилось.
Делать было нечего. За окном неинтересно. Пощелкали телеком (черно-белая развалюха из детства наших родаков), облазили всю гостиницу. Оказалось, здесь полно спортсменов. После сидели в холле. Познакомились с воронежцами (у меня прямо руки зачесались проверить их на дорожке) — нас поселили в одном крыле.
Поужинали невдалеке от гостиницы. Тут же В.В. сказал, что сейчас у нас свободное время — можно погулять, но в полдевятого все должны быть в номерах. В основном это касалось самых старших — пэтэушники и студенты технических колледжей, в большинстве своем, вели себя вольно и независимо.
Мы погуляли с девчонками. У некоторых были «мыльницы» — фотографировались на площади; возле парка; у гостиницы. Так и закончился бы этот день, полный новых впечатлений, легкого морозца и желания борьбы, если бы не последнее происшествие.
Мы уже собирались ложиться. Работал телевизор, я чистил зубы, а Андрей доедал печенье — остатки былой роскоши домашних гостинцев. Мы слышали громкий разговор и ржание старших. И сейчас они ввалились к нам. У одного — Славки — была в руках шпага с фирменной рукояткой «пистолетом». Их было трое и все хорошо датые.
— Новички?
— Да, — у меня заныло сердце.
— Соревнования первые?
— Да.
— Креститься готовы?
— Креститься?
— Обычай, мужики: кому первые соревнование — по заду клинком, — Славка загнул коленом шпагу и отпустил клинок. — Сколько лет?
— Четырнадцать.
— Во-о-от… Четырнадцать раз…
Я, может, и стерпел бы: обычай, крещение и все такое прочее, — но Андрей вдруг воспротивился. Он уперся и твердил: не буду! Почему? Не буду и все! И когда стали было его «крестить» силком, он вдруг вывернулся и между ног кинулся к двери: «Да вы чё, козлы! Отстаньте!» Пацаны схватили его, он лежал на полу и отбивался ногами, вырывая руки: «Чё-ё делаете? А-а! Чё-ё пристали! Василь Валентинович, скажите им! Отстаньте!..»
Я стоял и не знал, что делать: то ли Андрюхе помогать, то ли за В.В. бежать. А пацаны схватили Андрюху за руки и поворачивали спиной вверх, Андрюха елозил, изгибался телом — не давался никак.
На крики в дверь уже заглядывали: девчонки делали большие глаза, пацаны понимающе улыбались…
— Дверь закрой, — крикнул Славка одному из мучителей, тот только собрался это сделать, как она широко распахнулась и в комнату влетел В.В. Был он раскрасневшийся и тоже пах далеко не цветами.
