— Пойдем в столовую, — решает Джалал, и мы тронулись в путь.
Стены в заводской столовой стеклянные, занавешенные тюлем. На потолке, как и в конторе, вращаются огромные лопасти вентиляторов, гоня теплый воздух и неслышно гудя… Для администрации был свой кабинет — с кондиционером, цветами и зеркалами. Предыдущие два дня обедал там с папкой и его сотрудниками. Но сегодня мы с Джалалом сидели в общем зале. Здесь работала его сестра, у которой он жил, — Джейран. Она посидела с нами, поговорила. Молоденькая и смешливая. Тарелки накладывала нам от души.
— Хош, — поблагодарили мы. — Хош! Спасибо!
Все я, как ни старался, съесть не мог.
После обеденного перерыва Джалал вздумал прокатить меня на «КамАЗе». Один из его братьев возит кирпичи на стройку. Вот мы и стояли на дороге, поворачиваясь всякий раз спиной к шлейфу белой пыли, поднимаемой проезжающими машинами. В один момент Джалал замахал рукой, и возле нас, присев и тяжело ухнув, остановился красный «КамАЗ». Несмотря на то, что он был припорошен пылью, было видно, что машину любят и за ней ухаживают: над лобовым стеклом висела ковровая бахрома. Само стекло по периметру выложено монетками в одну теньгу. На крыше установлены три клаксона. Бампер и колесные диски сияли никелем. По бокам качались антенны, перешнурованные разноцветными изолированными проводами и заканчивающиеся на верхушках красными пластмассовыми розочками. Дверцы разрисованы ахалтекинцами в галопе, а по передку латинскими буквами красовалось название нашей республики и ее герб, и еще что-то арабской вязью (может быть, сура из Корана?). А брызговики! Чуть не до земли, заклепанные по кромке, узоры по трафарету! Выхлопные трубы подняты по обе стороны кабины с ходящими закрышечками, а над бампером, на сверкающей трубе, еще четыре фары — в общем, закачаешься!
— Ну, джульбарсы, залезайте! — раздался в открытую нам дверцу веселый голос.
Подняться оказалось непросто. Потом, когда мы уселись на покрытое серой кошмой сиденье, брат Джалала, перегнувшись через нас, проверил, крепко ли я закрыл дверцу, и мы тронулись. Брат был похож на дядю Ильяса: такой же улыбающийся, разговорчивый, управляющий машиной как игрушкой — при этом успевающий делать другие дела: пить газировку (сумка-термос), ловить на магнитоле «Фунай» песни, закуривать сигареты «Мальборо», разговаривать с нами (о школе, о моем папке).
Ехать на «КамАЗе» оказалось круче, чем на отцовской «Волге» — так же мягко, просторно, но плюс еще высота и потрясающий обзор через лобовое стекло. Кирпич возили куда-то в район Мир-2, здесь я не был ни разу и поэтому с интересом смотрел по сторонам. Улицы такие же чистые и ухоженные, как везде: тенистые деревья; широкие газоны с зеленой травой — семена этой травы специально из Голландии привезли, весь город обсадили; бордюры центральных улиц гранитные, а госучреждения облицованы мраморными плитами, двери и окна зеркальные. Объявления и реклама, вывески всякие латинским шрифтом. Папа говорил, что раньше алфавит другой был, а теперь под Турцию косим.
Когда стояли на перекрестках, можно было видеть на углах наклеенную «Клятву». Клятва эта висела повсюду: в школах, на заборах, у папки на работе, в кинотеатрах, на досках объявлений, на остановках. Ее я знал наизусть — в школе перед занятиями всегда повторяли: Родина, Отчизна любимая, край родимый мой, и в мыслях, и в сердце я всегда с тобой… На малейший навет на тебя да отсохнет язык, да отнимется рука моя — и т. д. И по национальному… Ну и, конечно, здесь были портреты нашего общелюбимого и непревзойденного Мульк-баши (да будут благословенны его дни!): большие и маленькие, цветные и черно-белые, с улыбкой и задумчивые, с лошадью и с мамой, в парадном костюме и в национальном халате в окружении белобородых аксакалов…
А вот и стройка. Строят, как всегда, турки. Турок я встречал. Были они настолько смуглые, что Джалал с братом по сравнению с ними казались белыми.
Пока старший брат с бумажками куда-то бегал отмечаться, мы с Джалалом разглядывали белый «Мерседес» и белую «Волгу», подъехавшую вслед за нами. Из машины вылезли хорошо одетые господа, к ним тотчас подбежал бригадир с халатами и желтыми касками. Все начали осматривать стройку — что-то обсуждали, показывая руками на здание и на большие листы бумаги, развернутые тут же.
