Девушка боялась пошевелиться — не от страха, а от восторга. Лошадь шевелила толстыми губами и, казалось, что-то шептала. Делилась с Наташей своими секретами.
— Матильда! — позвал парень в жокейской кепочке. — Иди сюда, родная!
Но Матильда не хотела покидать Наташу.
Парень подошел ближе.
— Вы ей понравились, — сказал он. — Матильда разбирается в людях. Вы — хороший человек.
— Спасибо, — растерянно ответила Наташа не то ему, не то лошади.
— Записывайтесь. Станете нашей первой ученицей. Мы конноспортивную школу открываем.
— Мне надо на собрание. В спортзал. Это сюда?
Парень рассмеялся:
— Нет, это не спортзал, это называется манеж. Спортзалы во-он там!
— Спасибо, извините.
— Придете заниматься-то?
— Обязательно! — воскликнула Наташа и побежала в указанном направлении.
«А ведь, пожалуй, МГУ и в самом деле лучше!» — подумала она — впервые искренне.
А потом начались занятия, и для нее стало окончательно ясно, что ничего на свете лучше университета быть не может.
Конноспортивную школу, правда, так и не открыли, лошади вскоре куда-то бесследно исчезли из манежа, и никто о них больше не вспоминал.
Но теперь уж ей нравилось тут все. И напряженная сосредоточенность лекций, и шумное многолюдье перерывов. И буфет, в котором долго-долго стоишь в очереди и наконец-то, как награду за терпение, получаешь крошечную порцию салата из капусты и стакан сладкого чая. И разговоры! Разговоры обо всем! Вольные, умные, честные! Веселые разговоры о будущем! Студенческие беседы!
Наташа полюбила даже сам гуманитарный корпус, который вначале показался ей таким безликим. Теперь это было уже не просто строение, а источник, из которого можно было черпать разные удивительные сведения о мире древнем и мире настоящем. И строить разные концепции о мире грядущем.
Университет превратился для нее в «альма матер» — в полном смысле этих древних латинских слов.
Да это же просто удача, что ее не приняли в МГИМО!
Настроение омрачалось лишь одним: они с Андреем жили в разных общежитиях.
— Татка, Татка, ну иди же скорей!
Андрей с силой притянул ее к себе и начал жадно целовать, подталкивая к дивану.
— Подожди, Андрюша, подожди. Я не могу вот так… сразу. Ты бы хоть сказал мне сначала что-нибудь…
— Ну что, что сказал?
— Что-нибудь ласковое!
— Вот я и говорю — иди ко мне!
Чувствуя, что она медлит, Андрей подхватил ее на руки и сам уложил.
— Глупенькая, — торопливо зашептал Андрей, украдкой глянув на часы. — У нас времени мало. Скоро вернется чилиец.
Наташа испуганно оттолкнула его, опустила ноги на пол:
— Скоро — это когда?
И она тоже посмотрела на часы.
— Боже мой! — Она суетливо засобиралась, поправляя на себе одежду. — Я же не успею до одиннадцати добраться к себе в общагу! Меня ведь на вахте не пропустят!
Андрей в сердцах так пнул этажерку с книгами, что она рухнула и учебники рассыпались по полу:
— Я не могу так больше, не могу, не могу!
— Я тоже, — тихо сказала Наташа и выскользнула из комнаты, не попросив проводить ее.
Андрей ничком бросился на диван и застонал.
Надо было что-то предпринимать. Это невыносимо — жить в разных общежитиях. Порядки драконовские. Заходит кто-то посторонний — обязан оставить на вахте документ и сообщить, в какую комнату идет. Гости — только до одиннадцати. А в одиннадцать входную дверь вообще запирают — ни войти, ни выйти.
Что делать?
Снять квартиру? На это двух стипендий не хватит. Отец, как назло, не шлет ни копейки.
Хоть в дворники иди.
А что? Это идея. Дворникам, говорят, предоставляют жилье. И одновременно это — заработок.
Но ведь какой позор! Однокурсники просто засмеют. Где им понять: ведь многих из них на занятия и с занятий возят на родительских черных «Волгах», а то и «Чайках».
Андрей вспомнил, как отец частенько повторял одну и ту же фразу — назойливо и нравоучительно:
— Учись хорошо, сынок, а то дворником станешь!
«Ну и стану, папочка, а что! И в твоей помощи я не нуждаюсь! И буду любить кого захочу! И женюсь на ком захочу!»
— Наташа! — произнес он вслух. — Татка!
Ради Наташи он готов на все. В дворники — так в дворники. А от однокурсников это можно и скрыть…
