— Я не назвал тебе его имя.
Снорри напрягся в путах.
Сломай-Весло лишь поднял бровь.
— Думаешь, сын великого Снорри вер Снагасона не успел рассказать всем и каждому, как его отец будет штурмовать наши ворота с целой армией, чтобы спасти его? И как ты посшибаешь нам головы топором и будешь гонять их по всему фьорду.
— Зачем они вам?
Снорри встретился с ним взглядом. Боль помогла ему отвлечься от мыслей о вере Эгиля в отца, который его подвел.
— Ах, да. — Свен Сломай-Весло подтянул стул поближе и сел, положив топор на колени. — В море человек мал и ничтожен, корабль его ненамного больше, и мы плывем туда, куда ветер прикажет. Мы обгоняем шторм. Мы поднимаемся и опускаемся вместе с волнами. Тощий ли рыбак у берегов Африка, здоровенный ли викинг, перебивший сотню человек, — во всепожирающем море всех нас влечет ветер. Вот в чем дело, Снорри вер Снагасон. Ветер переменился. Он дует с островов, и новый бог творит погоду. Не добрый бог, не чистый, но это нам не дано изменить. Мы в море, и мы склоняем головы и надеемся уцелеть. Сейчас островами владеет Мертвый Король. Там он сокрушил ярла Торстеффа, Железного ярла и красных ярлов Хардангера. Всех разогнал по их портам. И вот он идет за нами, с ним — мертвецы, среди которых и наши люди, и чудища из краев за пределами смерти.
— Ты должен дать им бой! — Снорри снова забился в путах, понимая, что это абсолютно бесполезно.
— И как же, а, Снорри? — Взгляд Свена, злой, непроницаемый, стал жестче. — Борись с морем — и утонешь. — Он поднял топор с колен, находя успокоение в тяжести оружия. — Мертвый Король умеет убеждать. Если бы я привел сюда твоих жену и сына и поднес к их лицам раскаленное железо… ты бы подумал, что я весьма убедителен, правда?
— Викинги не воюют с детьми.
Снорри знал: это поражение. Лучше было погибнуть во льдах, чем прийти сюда и подвести свою семью.
— Ундорет не трогают сирот и вдов, когда совершают набеги, верно? — Люди у очага презрительно зафыркали. — Снорри Красный Топор усыновил детей тех мужчин, которых отправил в последнее плавание?
Снорри было нечего ответить.
— Зачем они здесь? Зачем берут пленных? Почему здесь?
Сломай-Весло лишь покачал головой. Теперь он казался старше, ближе к пятидесяти, чем к сорока.
— Меньше знаешь — крепче спишь.
— Сны, которые я видел. — Снорри поднял голову за столом таверны. Аслауг смотрела на нас его глазами, теперь непроницаемо-черными, блестящими в кровавых отблесках закатного солнца. Можно было представить, как они глядят из-за паутины, и на миг поверить в историю о том, как Локи, бог лжи, полюбил красавицу, чью истинную природу выдавала лишь ее паучья тень. — Такие вот сны. — Взгляд его упал на меня. — Трудно представить, что они могли быть еще темнее.
Я почувствовал под кожей Баракеля и почти уже ждал, что польется сияние, сочась из шрамов, которые еще не зажили после Гофау, вытекая из-под ногтей. На другом конце стола начала собираться сила, которая была нам знакома по кратким соприкосновениям. Я теперь знал, что это Аслауг и Баракель, воплощения света и тьмы, готовятся к битве.
Вспоминая, о чем Снорри спросил Свена, я задавался вопросом «почему». Я хотел знать, как получилось, что он продался, — и ради чего. Впрочем, более всего я желал, чтобы Аслауг отвернулась, и опустил глаза, понемногу успокаиваясь. Все прочие, собравшиеся вокруг стола, увидели или почувствовали, что с их соотечественником что-то не так, и тоже умолкли — хотя, вероятно, они также скорбели по погибшим ундорет.
— Эйнхаур тоже разорили?
Тишину нарушил один из близнецов.
— До того, как они пришли в Восемь Причалов?
Это уже другой.
— Что с Темными Водопадами?
Туттугу.
— Должно быть, это были все они. — Арне Востроглазый говорил, уставившись в стол. — Или мы бы уже раз десять услышали эту историю.
Все за столом, кроме Снорри, взяли кружки с элем и осушили их.
— Враг там, за Черным фортом, — сказал Снорри.
Ночь разлилась вокруг него, темнее, чем следовало бы, а солнце еще не зашло полностью, еще не было проглочено морем.
— Мы пойдем туда. Убьем всех. Разрушим сотворенное ими. Покажем им ужас чернее самой смерти.
