— Эй, дурачьё! — заорал Калота. — Вас что, собаки бешеные искусали? С чего вы все сегодня взбесились?
— А тебя кто покусал? Чего лезешь, куда не просят? — огрызнулся кто-то.
И перебранка возобновилась:
— Все вы, стрелки, прохвосты и негодяи! Отсиживаетесь в кустах, пока мы бьёмся врукопашную и крови своей не жалеем!
— А вы, меченосцы, грабители и подлецы! — гремело в ответ. — Мы вас прикрываем своими луками, а вы убиваете женщин, грабите жилища и могилы раскапываете!
— Вы…
— Нет, вы…
— Да уймут их наконец?! — гаркнул Калота и замолотил ножнами о каменные плиты пола.
Но это не возымело ни малейшего действия. Звон мечей доказывал, что спорщики пустили в ход оружие.
— Где капитаны? — продолжал стучать ножнами боярин. — Где мои капитаны?
— Тоже дерутся между собой во дворе, — ответил слуга, проходивший мимо с бутылью вина на плече.
Пока Калота препирался со слугами и с воинами, Сабота подступил к окованной золотом двери — он хотел проскользнуть и снять с мёртвого Прорицателя кожаный мешочек-ладанку. Но караульный у двери был начеку.
Юноша прикидывал, как поступить, но тут ему помог сам боярин.
Сообразив, что в крепости творится неладное, он послал караульного за начальником стражи и, сам того не ведая, открыл Саботе дорогу в свои покои.
Сабота сразу кинулся к Прорицателю, но только было протянул руку к заветной ладанке, как дверь из соседних покоев отворилась, и влетела боярыня с кувшином в руке.
Сабота юркнул под каменный стол, накрытый толстой парчовой скатертью. Сердце у него колотилось. Он стал ждать, что будет.
Не видя мужа, боярыня стала искать его и наткнулась на тело Главного Прорицателя.
— Ой, что это? — вскричала она в ужасе. — О громы небесные!
Вдруг послышались шаги, и появился Калота в сопровождении старейшин. Саботе из-под стола были видны только сапоги, но он сразу узнал, чьи они.
— Что это значит? — подбежала к мужу боярыня. — Опять ты делами занялся и молока не выпил?
— Успеется! Поставь кувшин и ступай! — попробовал боярин отослать жену, но не тут-то было.
— Нет, нет, сначала молоко, а уж потом дела! Не уйду, пока не выпьешь!
— Ох уж эта жена! — заохал боярин.
Сабота услыхал громкое бульканье: значит, Калота уступил жене.
«Что теперь будет?» — навострил уши Сабота, а боярин вдруг воскликнул:
— Господи, какая же ты страхолюдина!
На миг стало тихо, потом раздался громовый хохот — это смеялись старейшины.
— Ты шутишь, боярин, но это скверная шутка, — ледяным тоном сказала боярыня. — Советую тебе исправить ошибку, пока не поздно!
— Верно говоришь, надо исправить. Ошибку я сделал в молодости, когда женился на тебе… Вот отошлю тебя назад, к твоему отцу, боярину из Верхнего Брода.
— Как это я вернусь к отцу через столько лет? Что ты мелешь? Мне там делать нечего! — Боярыня кипела гневом, но старалась сдерживаться.
— Как это — нечего? — помолодевшим голосом воскликнул Калота. — Когда неприятель подойдёт к вашей крепости, поднимись на сторожевую башню. Твоя физиономия такого страха нагонит, что вмиг кинутся наутёк. И воины кровь не прольют, и стрелы уцелеют! Ха-ха-ха! — смеялся Калота, страшно довольный своим остроумием.
— Ха-ха-ха! — гоготали старейшины, а Гузка так и корчился со смеху.
— Ты мне заплатишь за это, дурак толстобрюхий! — прошипела боярыня в припадке ярости.
— Что ещё скажешь? — весело спросил Калота. — А ну скажи, пока я не бросил тебя на съедение псам.
— Это будет означать войну с Верхним Бродом, твоя милость, а дракон — у наших ворот! — вмешался Гузка.
— Ты молчи, изменник! — цыкнул на него Калота. — Молчи, потому что…
— Ну, договаривай! Почему? Да не юли, как эта старая лиса Главный Прорицатель!
Эти дерзкие слова произнёс сам Гузка! И каким твёрдым голосом! Сабота просто не верил своим ушам!
— Он ещё смеет спрашивать! Да потому что все вы изменники! Главный Прорицатель сказал мне, как вы собирались меня скинуть и посадить на моё место другого. Было это или не было?
— Было! — хором подтвердили старейшины.
— Первые правдивые слова, сказанные Главным Прорицателем! — добавил Кутура.
— Первые и последние! — облегчённо вздохнул Варадин, перешагнул через труп Прорицателя и подошёл к боярину. — Может, объяснить, за что мы хотели тебя «скинуть», как ты справедливо выразился? — продолжал он с насмешкой и так близко подошёл к столу, что чуть не наткнулся на Саботу. — За то, что ты нам поперёк горла стал! Требуешь, чтобы мы на любую твою глупость только дакали. И мы, трусы, говорим «да», хотя нам душу воротит. Говорим, потому что всяк знает: стоит только сказать два раза «нет», сразу угодишь в темницу, а после третьего «нет» распростишься с жизнью. Вот за что! И ещё за то, что ты не о нас, а только о себе думаешь!
