Попыхивая своими любимыми сигарами и элегантно постукивая о деревянные ступеньки белыми тросточками, Торп и Турп спускались вниз по лестнице в город. Лестница эта начиналась сразу у двери их нового дома и тянулась по склону холма аж до самого города. Через каждые сто ступенек на ней были устроены небольшие площадки, где можно было бы отлично отдохнуть, если б там стояла хоть одна скамейка.
— Все-таки, Турп, — сказал Торп, когда друзья преодолели уже добрую половину пути, — спуск по лестнице без багажа таит в себе ОГРОМНЫЕ преимущества в сравнении с подъемом по ней с багажом.
— Все-таки, ты удивительный чудила, Торп, — ответствовал приятелю Турп. — То напускаешь на себя черт-те знает какую серьезность, а то болтаешь всякую ерунду перед действительно важным делом.
— Турп, — спокойно продолжал Торп, — неужели же в тебе нет ни крупинки поэзии? Неужели жесткий здравый смысл настолько подчинил себе твою природу, что ты совершенно неспособен предаться таким вещам как фантазия и импровизация? И запомни, пожалуйста, — мы с тобой идем не допрашивать свидетелей, а купить «Монтекки и Капулетти» у табачника, апельсинового ликера у виноторговца, булочек и черного хлеба у булочника и по-дружески с ними поболтать о том, о сем. А если ты прямо с порога, не поздоровавшись, набросишься на них со своими крышами, они обидятся и ничего не скажут, даже если что и видели.
Так вот беседуя, сыщики добрались до города.
Дом табачника Спича, где также находилась и его лавка, стоял у самого подножья холма.
Сам Спич был человеком ужасно необщительным, целыми днями торчал в своем магазинчике, и постепенно его лицо, такое же тощее, как и он сам, приобрело табачный оттенок.
— Добрый день, Спич, — сказали Торп и Турп, едва очутившись в лавке. — Прекрасная сегодня погода, а?
В ответ Спич по обыкновению пробурчал что-то весьма невнятное. Это могло в равной степени означать и «Добрый день!», и «Идите вы к черту с вашей погодой».
— Как дела, Спич? Как здоровье? — поинтересовался Торп.
Спич молчал.
— Ну, и чего ты молчишь, как пень? — первым не выдержал нетерпеливый Турп.
— Жду, — наконец-то снизошел до ответа Спич. — Точнее, ждал. Ждал очередной банальности. Сначала погода, затем здоровье. И, наконец, дождался оригинального сравнения меня с пнем. Прекрасное начало для беседы, просто прекрасное.
— Ты чем-то огорчен, Спич? — участливо спросил Торп.
— Огорчен? Нимало. Жизнь полна радостных сюрпризов. В ее распоряжении имеются такие прелестные вещицы как землетрясения, наводнения, эпидемии, пожары. А теперь еще к этому прибавилась соблазнительная возможность, проснувшись поутру, не обнаружить крыши над своей головой.
— Ну, брось, старина, — утешил его Торп. — Не следует сгущать краски. Почему именно у тебя должна пропасть крыша?
— Уж я-то знаю, почему. Поживете с мое — и вы узнаете.
— Знаешь? — воскликнул Турп, не обращая внимания на сигналы, которые ему подавал Торп. — Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе что-то известно по делу похищения крыш?
— Вот это мило, — заметил Спич язвительно. — Я бы даже сказал, ЧРЕЗВЫЧАЙНО мило. Человек целыми днями сидит в лавке, единственно чтобы оказать услугу каждому, кому вдруг взбредет в голову покурить сигару. Естественно, казалось бы, что ОН вправе ожидать от своих посетителей новостей. Если же новостей требуют от него, и он в ответ на это не смеется любопытному в лицо, то это означает лишь одно: этот человек очень хорошо воспитан и умеет держать себя в руках.
С этими словами Спич принялся перекладывать на прилавке товар с видом человека, которого ничто не сможет заставить продолжать беседу.
— Ты не знаешь, Турп, — сказал Торп, когда они направлялись от дома табачника к дому виноторговца, — почему мы покупаем сигары именно у этого противного субъекта?
— Наверное, потому, — ответил Турп, — что у него единственная табачная лавка в городе.