Ну, я подошел поближе, а один из них так ехидно меня спрашивает: не глубоко ли, мол, я заплыл? И все опять заржали. Я уже было обиделся и хотел уйти, но тут Васечкин вмешался и говорит: «Конечно, каждый может смеяться, если на нем спасательный жилет! А сам, может, как топор плавает!»
Ну, тут уж яхтсмены и сами обиделись. Кто бы, говорят, нас в секцию взял, если бы мы плавать не умели? Ведь гонки на яхтах — вещь сложная, того и гляди за бортом очутишься…
А Васечкин свое гнет: «Подумаешь! Если бы мне яхту дали, я бы вам показал класс!» Ну, тут уж, конечно, такой хохот поднялся! По земле катаются, за животы держатся. Ну, говорят, насмешил, мы уже почти два года занимаемся, и только на следующей неделе у нас первые соревнования будут, а тут какой-то молокосос с первого раза класс показывать собирается. Кто ему лодку-то даст, чтобы потом за него отвечать?!
«Вот-вот, — говорит Васечкин, — испугались, а то бы я вам показал!» Он им свое, они ему свое, не знаю, чем бы это все кончилось, если бы их тренер не позвал.
В общем, ушли мы в тот раз с пляжа, как говорится, несолоно хлебавши: и ребятам ничего не доказали, и плавать не научились.
Только про плавание Васечкин, как оказалось, уже начисто забыл. Мы пока назад шли, он без конца возмущался — чем мы, мол, хуже этих яхтсменов?! Я, честно говоря, вот таких минут боюсь, когда Васечкину в голову вдруг идеи приходят, потому что ни к чему хорошему это никогда не приводит! Так и в этот раз. Васечкин ни с того ни с сего остановился посреди дороги да как закричит: «Идея!» Ну вот, думаю, накаркал. Теперь, думаю, добра не жди.
А Васечкин оглядел меня с ног до головы и говорит: «Ты чего, Петров, посреди дороги остановился? Так и под машину угодить недолго! Кто же тогда в соревнованиях участвовать будет?» В каких соревнованиях, спрашиваю. «Как в каких? — удивляется Васечкин. — И ежу понятно! Те, что через неделю в яхт-клубе будут! Слыхал, что ребята говорили? Там победителям ведь, наверно, тоже медали выдавать будут. Вот мы с тобой медаль и получим! Всем носы утрем! И Машке Старцевой в первую очередь!»
Ну вот, так я и знал, что он опять про медали заговорит. И дались ему они. То есть, конечно, медаль хорошо бы получить, но только ни за что ни про что их не дают. Их заслужить надо. А Васечкин все как-то не так их получить хочет. В общем, я ему это все и высказал.
«Как это ни за что? — возмутился Васечкин. — Ни за что мне самому медаль не нужна! А мы, может быть, яхту своими руками сделаем!»
Вот это да! Это уже Васечкин хватил. Из чего мы ее сделаем, Васечкин? — спрашиваю. Ты хоть знаешь, как ее делать, яхту эту? Тут Васечкин снова задумался. Но только на минуту. «Само собой, говорит, знаю. Мы, говорит, ее из лохани сделаем». Это же Васечкин, у него всегда на все ответ есть. Вообще-то из лохани можно, если лохань большая, только где такую достать? Ну а Васечкин и это сразу придумал. «Мы же, говорит, вместе с тобой лохань на чердаке видели, когда в прошлом году туда лазили, нас еще тетя Паша оттуда шуганула. Помнишь?» Еще бы мне не помнить! Еле ноги тогда унесли! Я эту тетю Пашу с тех пор за два километра обхожу.
Как, говорю, мы ее оттуда достанем, если тетя Паша чердак на огромный замок заперла? А Васечкин: «Ничего, говорит, надо пойти к ней, к тете Паше то есть, и попросить ключ!» Ну что ж, идея, говорю, хороша, а вот кто ее исполнять будет? А он в ответ: «Ты и будешь! Тебе она обязательно даст!» Ну тут я не выдержал: никуда я не пойду, что я, говорю, самоубийца, что ли, самому к тете Паше ходить, да еще ключ просить? Дать-то она даст, а потом догонит и еще даст!..
Тут Васечкин вскипел. «Ладно, говорит, трус несчастный! Если ты к тете Паше идти боишься, то лезь на чердак по пожарной лестнице. Там на крыше слуховое окно есть прямо на чердак, ты, говорит, через него и попадешь». А ты, спрашиваю, что, не полезешь? «Эх, вздыхает он, что бы ты, Петров, без меня делал?» Гордо так головой тряхнул и решительно направился к пожарной лестнице. Ну я, понятное дело, конечно, за ним.
Полезли мы с ним, значит, по этой лестнице вверх, только Васечкин лезет как-то странно: два шага вперед, один назад, так что никак мы не можем до крыши добраться.
