Этот старик был, действительно, ужасен. Его белая борода прямо ощетинилась от бешенства. Он выкрикивал отдельные фразы, точно лаял. Не на человека он был похож, а на бешеного пса.
Что я мог ответить на его вопросы, друзья мои? Конечно, я мог бы ему оказать, что картины, о которых он беспокоился, будут в Париже в такой же безопасности и сохранности, как в Венеции; я мог бы ему сказать, что его знаменитые кони вовсе не таковы, чтобы из-за них подымать шум. Он опять-таки упоминал о святых и героях. Спрашивается, зачем ему герои прошлого, когда перед ним стоял настоящий герой? Все это я мог ему сказать, но не сказал ничего. Толковать с этим человеком, значит — толочь воду в ступе, и я ограничился тем, что пожал плечами.
— Обвиняемый не имеет ничего в свое оправдание, — произнес один из замаскированных судей.
Старик оглянулся кругом и сказал:
— Прежде, чем мы произнесем окончательный приговор, не имеет ли кто сказать что-нибудь?
— Я хотел бы указать на одно обстоятельство, эчеленца, — сказал один из судей. — Этот офицер должен быть наказан самым жестоким образом.
— Я имел это в виду, — ответил старик и, обращаясь к скорбевшему молодому человеку, произнес:
— Брат, суд должен был вас огорчить в том деле, но теперь мы вам дадим полное удовлетворение.
Молодой человек, шатаясь, встал с кресла и воскликнул:
— Я не могу выносить этого! Простите меня, эчеленца, но я уйду. Суд может обойтись и без меня. Я нездоров, я схожу с ума! — И, размахивая в отчаянии руками, молодой человек выбежал из залы.
Пока происходила эта сцена, судьи совсем позабыли обо мне. Я гордый человек и не люблю, когда мной пренебрегают, но в данном случае я был бы искренно счастлив, если бы они продолжали не обращать на меня внимания, но старый председатель снова взглянул на меня, как тигр, набрасывающийся на свою жертву.
— Вы заплатите за все, — произнес он. — Вы, ничтожный искатель приключений и иностранец, осмелились поднять глаза на внучку дожа Венеции, которая была помолвлена с молодым Лоредано. Вы дорого заплатите за эту дерзость!
— Сколько бы я ни заплатил — всего будет мало, — скромно возразил я.
Судья ничего не ответил мне и, обращаясь к гондольеру, сказал:
— Маттео, отведи этого преступника в деревянную келью. Не давай ему ни пищи, ни воды. Через два дня, в среду вечером, он снова предстанет перед судом. Тогда мы решим, какой смертью он должен умереть.
Маттео вывел меня из залы и, стащив вниз по каменной лестнице, снова впихнул меня в мою тюрьму. Дверь за мной захлопнулась, и я остался наедине со своими грустными мыслями. Прежде всего, я решил установить связь с товарищем по несчастью. Я осторожно раздвинул доски в перегородке и заглянул в соседнюю камеру. Там было так темно, что я с трудом различил в углу комнаты человеческую фигуру. Когда я раздвигал доски, они немного затрещали и человек с удивленным восклицанием повернул ко мне голову.
— Мужайтесь, друг, мужайтесь! — крикнул я. — Не все еще потеряно! Будьте мужественны, около вас находится Этьен Жерар.
— Этьен? — послышался женский голос.
О! Этот голос был мне знаком. Он звучал для меня всегда музыкой. Я мигом проскочил в отверстие и обнял ее, восклицая:
— Лючия! Дорогая Лючия!
В продолжение нескольких минут только и слышалось, что «Этьен» и «Лючия». Есть моменты, когда невозможен никакой связный разговор. Первой пришла в себя она.
— О, Этьен! — воскликнула она. — Они вас убьют! Как вы попали в их руки?
— Я получил от вас письмо и отправился к вам.
— Но я не писала никакого письма!
— О! Хитрые дьяволы! Но как вы сюда попали?
— Я тоже ехала к вам, получив письмо от вас.
— Лючия, я не писал никакого письма!
— Так, значит, они заманили нас обоих в одну западню.
— Я не беспокоюсь о себе, Лючия, но что будет с вами?
— О, нет, Этьен! Они вас убьют. Ведь между ними находится Лоренцо.
— Этот злой старик с седой бородой?
— О, нет, нет! Я говорю о молодом человеке, Этьен! Он меня любил. И мне казалось, что я его любила. Но это длилось до тех пор, пока… пока, Этьен, я не встретила вас и не узнала, что значит настоящая любовь. Он никогда мне не простит. У него каменное сердце.
