Уж как я рад был выбраться из императорского кабинета на свежий воздух — вы и представить себе не можете! Бежал я к себе домой точно мальчишка, высеченный строгим учителем. Отворив дверь и заглянув к себе в комнату, я первым делом увидел две пары ног. Одна пара была длинная, голубая, в гусарских сапогах. Другие же две ноги были покороче, черные и в башмаках с пряжками.
— Ну, что нового? — воскликнули разом оба мои «гостя».
— Ничего, — ответил я.
— Что вам сказал император?
— Господин Талейран! С великим сожалением должен заявить вам, что мне нельзя говорить ни слова с вами об этом деле. Я обещал императору сохранить тайну.
Талейран по-кошачьи подкрался ко мне и заговорил:
— Молодой человек, разве вы не понимаете, что все мы здесь — друзья, и что никто, кроме нас, ничего не узнает. Кроме того, император, приказывая вам никому не рассказывать об этом деле, едва ли подразумевал меня.
— До дворца дойти недолго, господин Талейран, — ответил я. — Принесите от императора письменное разрешение, и я вам расскажу все от слова до слова.
Талейран рассердился. О, это была презлая старая лисица!
— Я вижу, что господин Жерар немножко заважничал, — произнес он. — Вы слишком молоды и не умеете давать правильную оценку событиям. Когда вы подрастете, то поймете, надеюсь, что младшие офицеры не должны разговаривать в таком тоне со старшими.
В это время ко мне на помощь подоспел Ласалль:
— Мальчик прав! — заявил он. — Вам, конечно, хорошо известно, господин Талейран, что он поступает, как следует. Расскажи он нам про это дело, вы первый составили бы. о нем то же мнение, которого я придерживаюсь относительно бутылки после того, как находившееся в ней бургонское уже выпито. Весь 10 полк осудил бы Жерара, если бы он выдал тайну императора. Ему бы пришлось уйти от нас, и мы лишились бы лучшего бойца на саблях.
Бросив чрезвычайно неприязненный взгляд в мою сторону, Талейран повернулся к нам спиной и быстрыми бесшумными шагами вышел из комнаты. Ласалль вышел вслед за ним.
Император приказал мне не думать, и я старался исполнить это его приказание. Но, несмотря на все мои старания не думать, я все-таки думал. В десять часов вечера я должен итти на свидание к императору в лес. Вот так история! На мои плечи взвалили ответственность, страшную ответственность! И поделить-то эту ответственность со мной некому. Часто на поле битвы я встречался лицом к лицу со смертью, но до сих пор я не знал, что такое настоящий страх. Я утешал себя тем, что если все пойдет хорошо, то эта история принесет большую пользу для моей карьеры.
Таким-то образом, колеблясь между страхом и надеждой, я провел весь этот вечер, который мне показался нестерпимо длинным. Наконец, час настал.
Я надел шинель, потихоньку выбрался из моей квартиры и направился к лесу. Теперь я чувствовал себя гораздо лучше. Такой уж у меня характер. Я чувствую себя хорошо только в тех случаях, когда нужно действовать, а не думать.
Добраться до леса Фонтенебло вовсе нетрудно. Сперва я шел по тропинке, идущей по краю леса, а затем быстро направился к хорошо знакомой мне пихте. Я благодарил небо за то, что сегодня меня там не ждет Леония. Бедное дитя умерло бы от страха, увидав императора. Кроме того, император мог бы обойтись с ней или чересчур грубо, или — что еще хуже — чересчур ласково.
Подойдя к назначенному месту, я увидел, что под деревом, опустив на грудь голову и заложив руки на спину, уже шагал взад и вперед император. Одет он был в длинный серый плащ с капюшоном. Я уже подумал, что император сердится на меня за то, что я опоздал, но едва я успел к нему приблизиться, как большие церковные часы в Фонтенебло пробили десять раз. Было очевидно, что не я опоздал, а он пришел слишком рано. Я вспомнил приказ импе-ратора, не велевшего мне с ним разговаривать, и остановился в четырех шагах от него. Вытянувшись во фронт и звякнув саблей, я отсалютовал. Император взглянул на меня, а затем, не говоря ни слова, повернулся и медленно пошел по лесу. Я шел сзади, соблюдая расстояние в четыре шага. Император боязливо поглядывал по сторонам, точно опасался, что кто-нибудь за нами наблюдает. Я также глядел по сторонам. Зрение у меня великолепное, но, несмотря на это, я ничего не мог увидеть, кроме пятен лунного света между тенью от деревьев.
