– Они ужасно близки, – сказала графиня Г.
– Недавно их видели в одинаковых платьях, – объявила фрау фон Штейнбрун.
– Извините, этого не было. У герцогини были красные банты, а у Клодины фон Герольд – голубые, – возразил молодой офицер в штатском, проводивший свой отпуск здесь вместо Висбадена.
– Герцогиня осыпает ее подарками – украшениями и драгоценностями; они целыми днями вместе гуляют, читают, разговаривают. Принцесса Елена третьего дня сказала Исидоре фон Морслебен, что они на «ты»! – воскликнула графиня П.
– Не может быть! Невероятно!
– Герольдам удивительно везет!
– А что говорит на это его высочество? – вдруг спросил молодой дипломат.
Старый генерал с лысиной и полным достоинства лицом важно откашлялся и недовольно покачал головой. Все многозначительно заулыбались и поглядели друг на друга. Молча выпили свое вино. После непродолжительного молчания генеральша заговорила о погоде. Когда встали из-за стола, старшие дамы собрались вместе, шептались, пожимая плечами, и тихо смеялись, закрывая рот платком. До сих пор никому не удавалось собственными глазами убедиться в справедливости слухов, потому что приезжавшие осведомиться о здоровье ее высочества должны были ограничиться записью своих фамилий в книгу, лежавшую в одном из залов нижнего этажа альтенштейнского замка. Но все-таки слушали, догадывались, воображали. Все с любопытством ждали ближайшего четверга, потому что герцог и герцогиня, без сомнения, должны были явиться на праздник, устроенный бароном Герольдом Нейгаузом. В тот же день надеялись услышать объявление о давно ожидаемой свадьбе. Могло бы быть очень интересно. А тем временем жизнь в Альтенштейне и Нейгаузе, по-видимому, шла совершенно спокойно.
Принцесса Елена сидела в саду, рядом с ней стояла колясочка маленькой Леони. Ее светлость все еще играла роль нежной тетушки так же бурно, как все, что приходило ей в голову. Она таскала за собой малютку повсюду и с неустанным терпением старалась научить племянницу говорить слово «папа». Девочка смотрела на нее широко открытыми глазами, но упрямый ротик оставался сжатым. Принцесса не знала, что совсем маленькие дети понимают выражение лица, и малютка боялась страсти и нетерпения, отражавшихся на лице тетки.
Дитя обычно вскоре начинало кричать. Тогда Елена усердно носила ее, успокаивала, осыпала самыми нежными словами и притом трясла так, что Беата, видя это из окна, поднимала руки к небу и озабоченно прислушивалась, не придет ли кто-нибудь на помощь несчастному созданию. Но кто мог прийти? Лотарь как замурованный сидел в своей комнате, куда всегда уходил после стола. Принцесса Текла большей частью лежала на кушетке, зевала или писала письма, а фрау фон Берг только поддерживала принцессу Елену в ее странных выходках; эта не в меру гордая особа чуть не ползала в пыли перед ребячливой девушкой. Испуганно прибегавшая старая нянька допускалась только для того, чтобы успокоить дорогую любимицу, которую тотчас отнимали у нее до тех пор, пока она снова не начинала плакать. Беата, не знавшая раньше, что такое нервы, чувствовала в эти дни странное ощущение в концах пальцев и жар вокруг ушей; она даже заметила однажды, что ей хочется плакать. Это было перед самым праздником, когда Лотарь равнодушно сказал ей, что ему решительно все равно, как она его устроит. Теперь она, никогда не занимавшаяся ничем подобным, должна была одна позаботиться о программе концерта, о танцах и котильоне. Ей очень хотелось сказать всю правду брату, который только и делал, что шагал по своей полутемной и прохладной комнате:
– Ты здесь владелец, и если приглашаешь гостей, то и должен иметь терпение взять на себя обязанности хозяина.
Но Беата не успела открыть рта, как Лотарь обернулся к ней, и она увидела такое бледное и осунувшееся лицо, что испугалась, – в последние дни у нее не было времени смотреть на брата.
– Ради бога, Лотарь, – сказала она, подходя к нему, – ты болен?
– Нет, нет!
– Ты озабочен?
– Озабочен, как человек, положивший все свое добро, все свои надежды на шаткий корабль, покинувший берег, чтобы стать жертвой ветра и волн, и знающий, что крушение повлечет за собой нищету и отчаяние, – тихо сказал Лотарь.
