Имеется целый ряд свидетельств о рационализаторских начинаниях в большом домохозяйстве аристократа, которые, по большей части, застревали на полпути, в значительной мере именно оттого, что абсолютистская структура господства в той форме, которую она приобрела при Людовике XIV, прямо-таки вынуждала знатных придворных к тому, чтобы сообразовывать свои расходы в первую очередь со своим рангом, если они не хотели лишиться этого ранга и авторитета среди им подобных. Это общественное принуждение, укоренившись в личности с воспитанием, проявлялось как характерная дворянская гордость — гордость тем, что человек не подчинял свои расходы диктату фактических доходов, диктату буржуазного расчета, хозяйственному диктату калькуляций.
Так, например, маленькое опубликованное в 1641 году сочинение «Экономия, или Верный совет, как правильно управлять прислугой»[233] сообщает, как сильно переменился в последние двадцать лет образ жизни и хозяйствования высшей аристократии. Автор, г-н Креспен, который сам называет себя «дворецкий маркизы де Лезай» (maitre d’hotel de la Marquise de Lezaye), говорит о дурном ведении хозяйств в прежние времена: «Тогда отдавали все, чтобы впоследствии не иметь ничего. Покупали себе попутный ветер, который довольно часто пропадал от простого ливня… Чтобы не попасть в такую западню, надобно со всем вниманием вести хорошее и упорядоченное хозяйство. По этой причине… знатные дамы и господа должны ввести в своих домах добрые правила. Но поскольку не все могут думать или править так, как надобно, и поскольку это даже не вполне согласно с их достоинством, если они станут заниматься разнообразием своего домашнего стола, мы считаем для них первостепенно важным иметь такого человека, который верен и опытен в ведении домохозяйства (bien experimenté en l’oeconomie). Этот человек должен быть абсолютно и во всех отношениях главой домохозяйства (chef d’hostet) и начальником над всеми прочими слугами. Он не должен давать отчета никому, кроме хозяина дома, от которого он получает свою власть приказывать другим». Домохозяйство, так же как и династическое государство, рассматривается здесь как единая иерархическая и личностная система господства.
Примерно двумя поколениями позднее, в 1700 году, Одиже (Audiger), занимавший некоторое время высокую должность среди прислуги в доме одного из сыновей Кольбера, опубликовал подробное наставление о порядке ведения и организации большого аристократического домохозяйства под заголовком «Правильный дом и искусство домоуправления»[234]. Его рассуждения показывают нам хозяйствование менее расточительное, соответствующее скорее буржуазному хозяйственному этосу. Это тип домохозяйства молодой еще тогда чиновной знати, который сохранился, вероятно, в доме потомков Кольбера, несмотря на их сравнительно быстрый переход в сословие «дворянства шпаги». Возможно, это небольшое сочинение было написано и специально для семейств этой чиновничьей знати, которая в это время особенно сознательно вырастала в особую категорию нового дворянства, претендовавшую на такой же ранг и та кой же вес в обществе, как и старое «дворянство шпаги».
В этом сочинении мы находим, помимо прочего, весьма подробные указания, касающиеся круга обязанностей интенданта, «менеджера» большого дворянского домохозяйства. Они дают хорошее понятие об объеме и о важности (по буржуазным критериям) тех обязанностей, которые придворная знать, руководствуясь своими собственными критериями, предоставляла тому или иному слуге. Основная масса придворной знати, особенно высшей, во главе с ее образцом — королем считала занятие счетоводством и балансами делом низкого социального ранга и видела признак своих привилегий и соответствующей ее статусу свободы в том, чтобы заниматься, в сущности, только распределением расходов. Поэтому люди двора в действительности оказывались зависимыми от своих слуг и даже пленниками своих собственных интендантов в гораздо большей степени, чем могли бы признаться в том себе самим. Одиже находит для этого положения дел вполне откровенное выражение.
