В его обязанности также входит избегать, поелику это возможно, неразберихи и неясности в делах и не вводить сеньора в бесполезные траты и расходы, и ежели представится какое-либо новое трудное дело, то, перед тем как приступить к нему, интенданту надо будет испросить хорошего совета и во всем ему следовать»[236].
Далее следуют процитированные выше суждения об интендантах, которые могут вновь оздоровить дом, уже близкий к полному разорению, и интендантах, которые могут привести к упадку и разорить крепкий и благополучный дом. Следуют еще некоторые подробности о круге обязанностей и сфере ответственности интенданта.
Но процитированного нами до сих пор достаточно, чтобы получить более ясное представление о том, что мы сегодня назвали бы «хозяйственными» (нс вполне подходящее выражение) аспектами положения придворной знати. Это выражение не вполне подходит здесь потому, что его значение отличается чрезвычайно статичной привязкой к тому распределению власти и соответствующему разделению функций, которые преобладают в индустриальных обществах XIX и XX веков. Нынешние условия обеспечивают «хозяйственно» специализированным, «экономически» (то есть, подчиняя расходы доходам в целях экономии для капиталовложения) действующим людям большие возможности успеха и повышения статуса. Общественное мнение, представленное отчасти теория ми экономической науки — призванными, казалось бы, только анализировать факты, — возводит такое поведение в общечеловеческий идеал. При таких пред посылках кажутся или слабохарактерными транжирами, или глупцами люди, стоящие на других ступенях общественного развития, например представители придворно-аристократического общества, поведение которых не соответствует этому идеалу, которые не признают сам этот идеал как таковой, поведение которых не является, иными словами, «экономическим» в том смысле, какой придает этому выражению экономическая наука, или — как тоже часто выражаются — «рациональным». Но, полагая подобным образом те типы поведения, которые в основном считаются нормальными на нашей собственной ступени общественного развития, нормальными для людей всех времен и имплицитно считая их возможными во всех социальных формациях на предшествующих ступенях раз вития обществ, мы лишаем сами себя возможности объяснить и понять, почему и каким образом такие типы поведения получили в новейшей, индустриальной фазе развития общества ранг господствующих, нормальных, идеальных типов поведения для всех людей; как и почему вообще получилось, что «экономика» стала рассматриваться здесь как специализированная особая сфера структуры и развития общества в целом. Ибо подобное представление, совершенно несомненно, не встречается ранее второй половины XVIII века.
Соответственно, отрицательные эпитеты для людей, которые привыкли поступать «неэкономически», попадают в цель, когда относятся к людям индустриальных обществ-государств. Ибо в рамках таких обществ подобное поведение представляет собою индивидуальное отклонение от общественной нормы Но такие эпитеты бьют мимо цели, если применяются к представителям тех социальных групп, которые играли ведущую роль на предшествующих стадиях развития обществ, т. е. прежде всего к представителям прежних монопольных элит. Ибо в рамках этих элит подобное поведение представляет собою не индивидуальное отклонение от общественной нормы, а, наоборот, нормальное поведение — поведение индивида, соответствующее непременным условиям его социализации, институционализованным критериям групповой принадлежности в его обществе — короче говоря, оно соответствует господствующей норме. В схеме этих общественных необходимостей то, что мы называем «хозяйственной» необходимостью, еще не играет особой функциональной роли; и уж конечно, она не является высшей из всех необходимостей. В придворном обществе как мы видели, честь, ранг, поддержание и возвышение социальной позиции своего дома, равно как физическая храбрость, а довольно часто и воинские успехи имели в качестве детерминант поведения совершенно однозначное первенство перед тем, что мы могли бы классифицировать как «хозяйственные» детерминанты, — если бы при данной структуре общества их вообще возможно было изолировать от этих последних. Тем самым мы вовсе не хотим сказать, будто для этих людей не имело значения приумножение их имущества и их доходов Их сословию и их самоощущению противоречило только умножение имущества или доходов посредством того, что мы сегодня рассматриваем как специфическое и специализированное хозяйственное поведение. Но они не имели решительно ничего против того, чтобы приумножать свое имущество, и довольно часто стремились к этому — например, предпринимая грабительские военные походы, добиваясь подарков короля, получая наследства и заключая браки.
