Так что было бы социологически безосновательно считать национал-социалистическую диктатуру чем-то аномальным, неким отклонением от идеального образа тоталитарной диктатуры потому, что здесь сформировались известные формы сатрапства и, как выражается Моммзен, «„огосударствленного“ и потому, в сущности, анархического лоббизма»[231]. Конкурентная борьба между группировками монопольных элит за доступ к престижу, деньгам и власти, который, в конечном счете, регулируется правителем, — это нормальное явление любого еди ноличного господства, находящегося на пути к консолидации. Такая борьба — одна из структурных особенностей партийных элит диктаторски управляемых индустриализованных национальных государств, равно как и придворно-аристократических элит абсолютистски управляемых доиндустриальных династических государств. Структурой их так же точно обусловлено и то, что в данном случае соперничество и конкурентная борьба регулируются не столько законодательно предусмотренными средствами контроля или публично правовыми нормами, сколько персональными решениями единоличного властителя. Поэтому они, как бы они ни противоречили идеологическому фасаду этого единоличного господства, отнюдь не означают разрушения государства изнутри, как полагает Моммзен[232]. Подобные формулировки означают, в сущности, только, что идеологически желательный идеал бесконфликтно-единого народа принимается за потенциально реализуемый масштаб для исторической интерпретации. Как видно из настоящей книги, не прикрытая или лишь в незначительной мере прикрытая институциональными формами и потому имеющая сильный личностный оттенок конкурентная борьба групп элиты за потестарные возможности есть одно из постоянных явлений единоличного господства королей в доиндустриальных династических государствах. То же самое, без сомнения, справедливо — mutatis mutandis — и для диктаторского единоличного господства в индустриальных национальных государствах.
Приложение 2
О позиции интенданта в большом придворно-аристократическом домохозяйстве: опыт уточнения хозяйственного этоса придворной аристократии
Интендант — человек, которому поручалась вся работа по управлению имуществом и верховному надзору за всеми хозяйственными делами придворного аристократа, — нечасто упоминается в исторических исследованиях: такова принятая в исторической науке схема отбора материалов. Однако для социологического исследования, для понимания фигурации, связей, образа жизни, менталитета придворных аристократов понимание позиции домового интенданта имеет определенное значение. Даже беглый взгляд на эту социальную позицию показывает нам, что знатные дамы и господа в этом обществе отводят второстепенную роль тем сторонам своей жизни, которые сегодня мы назвали бы, вероятно, ее «хозяйственными сторонами». Все обыденные дела по управлению имуществом, включая верховный надзор за поместьем и домашним хозяйством, и значительная часть решений в этой сфере находились, как правило, в ведении нанятого специально для этой цели служителя из низших общественных слоев — интенданта. Бывали, возможно, и исключения. Но обычно придворные дамы и господа проявляли мало интереса к подробностям своего дохода и не особенно хорошо разбирались в хозяйственных деталях своего поместья и домовладения и своих привилегий. Они были, в общем, заинтересованы лишь в том, чтобы доход, поступающий в виде арендных платежей за земли и постройки, в виде пенсий и из иных источников благосостояния, регулярно имелся в их распоряжении, чтобы его можно было расходовать соответственно их нуждам. Заботиться о том, чтобы деньги поступали, было делом их интенданта. За это они и платили ему жалованье.
Домохозяйство аристократа, имевшего высокий ранг при дворе, было крупной организацией. Об этом не следует забывать. Но господствовавший в этом обществе этос статусного потребления — этос, принуждавший каждую семью ставить свои расходы в зависимость, прежде всего, не от своих доходов, а от своего статуса и ранга, — лишь весьма редко позволял непрерывно, в течение жизни нескольких поколений, вести эту сконцентрированную на потреблении, на переводе благ крупную организацию на такой экономической основе, какую мы сегодня называем «рациональной», «здоровой», то есть постоянно ориентировать размер расходов на размер доходов. Соответственно, у членов этого общества весьма сильна была тенденция к эскалации задолженности и, наконец, — к разорению. Хозяйственный учет искони казался воинскому дворянству, «дворянству шпаги» скряжничеством, приличным лавочникам, но не воинам. (Немецкий язык, который в определенных областях сохраняет в себе весьма обильное наследство ценностных установок дворянских кругов, содержит богатый выбор понятий, выражающих презрительное отношение к буржуазному хозяйственному этосу.) Соответственно этой постоянной угрозе растущей задолженности мы то и дело слышим о попытках реформ, о добрых советах по хорошему ведению хозяйства.
