Все, кто мог, бросились за князем. Вслед убегающим полетели стрелы, которые нашли еще несколько жертв: упал всадник, покатился конь, еще один. Но впереди была степь, свободная от врагов и неизбежной смерти!
Отъехав от места битвы, Мстислав Мстиславич оглянулся. Никита догонял его, держась обеими руками за гриву своего коня. А с холма катилась татарская лава. Неумолимым, безжалостным строем шла она, и ветер трепал над ней знамена с конскими хвостами.
В это время ни о чем не подозревавшее русское войско как раз остановилось на берегу Калки — как и велел Мстислав Удалой.
Снова разложили общий стан в степи, не переходя реку. Было уже за полдень, никаких тревожных известий не поступило, поэтому все сошлись на одном — войску придется здесь ночевать. Раскидывали шатры, разводили огонь — разрешено было варить пищу. Расседлывали коней, отводили их подальше в степь — попастись на густых травах.
Киевский князь Мстислав Романович, все еще сердясь на Удалого, отошел от всех в сторону, поставил свой полк на берегу, причем выбрал место повыше, и не стал раскидывать стан, как другие, а послал своих воинов в прибрежные заросли кустарника — рубить колья и огораживаться. Недавний успех Удалого, почти без потерь разбившего татарский отряд, не давал покоя Мстиславу Романовичу. И если противника им больше не суждено встретить, то он, Мстислав Романович, не имея возможности всем доказать в бою, что в храбрости и умении не уступает Удалому, хотя бы должен выглядеть самым воинственным, всегда готовым к сражению. За тем, как вбивались и оплетались ветками колья, следил сам и не спускал глаз с воинов, пока работа не была закончена. И только потом разрешил усталым ратникам отдыхать.
Ярун же с половцами, как и было обговорено, перешел реку и выдвинулся подальше в степь. Послал дозорных в том направлении, куда ушли полки Мстислава Мстиславича.
Дозорные скоро вернулись, опять ни с чем. Рассказали, что долго шли по следам Мстислава Мстиславича, глядели внимательно вдаль, но ничего, кроме этих следов, не видели. Рассудив, что в случае опасности Удалой обязательно прислал бы гонца — он ведь знал, что войско движется к Калке, — Ярун тоже решил, что к вечеру надо ждать князя обратно, потому что сегодня, как и в другие дни, ничего не произойдет.
Татары появились неожиданно. Раньше всех их приближение почувствовали кони: запрядали ушами, прислушиваясь к еще не различимому для людского слуха дальнему топоту множества копыт. Потом, когда топот стал слышнее, заволновались и половцы, падали на траву, прикладывали ухо к земле. Можно было подумать, что это возвращается князь Мстислав, но они в один голос говорили, что стук копыт какой-то чужой, да и зачем князю, возвращавшемуся в свой стан, гнать людей с такой скоростью? Некоторые из половцев поспешили к коням, забирались в седла. Ярун обеспокоился — надо было что-то приказывать, но что? И тут из-за пологого взгорья, поднимавшегося неподалеку, вылетел и сразу огласил окрестности визгом огромный татарский отряд.
Ярун страшно закричал, стал собирать свой полк, пытаться вести половцев навстречу врагу. Его послушалось лишь несколько десятков человек, да и то, поскакав за своим начальником, они и полпути не доехали до татар — повернули и кинулись бежать. Им удалось оторваться от преследователей, потому что татарское войско ненадолго остановилось — позабавиться. С татарами съехался лишь один воевода Ярун.
Его окружили, кричали ему что-то, смеялись, а он, озираясь, крутился на коне с зажатым в руке мечом — и не знал, почему вдруг остался совсем один среди множества врагов. Видел только чужие, оскалившиеся в смехе лица. Ему казалось, что весь мир внезапно куда-то исчез, и ничего больше не было, кроме раскосых татарских лиц. Ему махали приглашающе: что же ты, нападай! Науськивали — сами на себя. Сужали постепенно круг, уже дотягивались кончиками копий до коня, подкалывали его, чтобы шибче подпрыгивал. В конце концов Ярун выбрал из всех смеющихся лиц самое ненавистное и, сжав зубы, бросился на него, движимый одной только надеждой — что сможет в последнем смертном броске дотянуться.
