Задумавшись, Мстислав Мстиславич некоторое время глядел на Даниила, уже взобравшегося на холм, и не сразу понял, отчего тот рвет отчаянно меч из ножен и все не может вырвать. Наверное, что-то там зацепилось, защелку не отогнул. Тут конь Удалого и его вынес на плоскую вершину.
Насколько хватало глаз — все поле было покрыто татарскими полками. Они стояли в боевых порядках, изготовившись к битве. Их было столько, что не приходило и в голову считать. Как не приходит в голову считать колосья ржи на поле перед жатвой.
— К оружию! К оружию! — закричал Мстислав Мстиславич. Краем глаза, оборачиваясь к своему полку, он успел увидеть, как отряд с Даниилом и молодыми князьями уже устремился на эти необозримые вражеские полчища. И сам бросился вперед, одновременно сближаясь с отрядом зятя.
Словно гром грянул над степью — это все татарское войско разом издало боевой клич и потекло навстречу. Через короткое время — сшиблись.
Впервые в жизни вместо опьяняющего восторга битвы Мстислав Мстиславич. бешено работая привычным топором. прорубаясь к отряду Даниила Романовича, чувствовал какую-то безнадежность этой работы. Бывалый воин уже по первым мгновениям боя может себе представить, что будет дальше — побежит ли противник сразу или его упорства хватит надолго.
Татары не побегут — это понятно было сразу.
Любого ратника можно было хоть на миг испугать — криком ли. замахом ли. Человек есть человек, он хочет жить, и даже самый храбрый, спасая себя, отпрянет, закроется щитом, загородится конем. И даже мимолетный испуг оказывается заразителен для тех. кто сражается рядом. Увидев, что отпрянул один, другие тоже вспоминают, что надо беречься И кто первый об этом вспомнит, тот и проиграл: он уже не забудет, как дорога ему жизнь.
Ни один татарский воин, казалось, этого не помнил. Можно было убивать их. косить налево-направо, но чем больше их падало под ударами, тем сильнее становилась ярость других, тем отчаяннее они нападали. К тому же их было в десятки раз больше, чем русских.
Дружина Мстислава Мстиславича давно смешала свои ряды и постепенно расчленялась под татарским натиском на небольшие отряды — так бурное половодье ломает лед и вода разносит друг от друга обломки льдин. Каждый такой отряд мгновенно окружался, и начиналось его истребление.
Только что завязался бой, а уже многих дружинников Мстислава Мстиславича не стало. Ему самому в невиданной горячке сражения некогда было оглядываться по сторонам и не было возможности собрать оставшихся своих в единый кулак. Все труднее становилось заставлять себя бросаться на врагов и наносить им удары. Все ярче в душе вспыхивало отчаяние оттого, что врагам не будет конца, как ни рубись и ни кричи. Они давили все мощнее — а русских делалось все меньше. Погибли уже самые лучшие. Вот Бакунец Власий, будто задумавшись о чем-то, со стрелой, торчащей из уха, склонился на конскую гриву. Вот пожилой сотник Ларион, дергаясь в седле, заколотил мечом по копьям, вонзающимся ему в грудь, — и тут же бросил меч, словно ему надоело все, опустив руки, мягко соскользнул с седла вниз. Вот весельчак Онисим, размахивая обрубком правой руки, из которого брызгала кровь, левой рукой попытался вцепиться в близкого татарина, но лишь схватился за перебитое горло и замотал головой.
Рядом с князем рубился Никита. Шлема на нем не было, лицо залито кровью, щит расколот на две половинки, и они болтались под ударами. Вид раненого мечника отчего-то показался Мстиславу Мстиславичу невыносимым. Никита всегда оставался при нем цел! Погублю, всех погублю, в ужасе подумал князь. Надо уводить тех, кто еще остался!
Мстислав Мстиславич быстро посмотрел по сторонам. Оказывается, он уже снова был на том холме, с которого недавно увидел татарское войско. Его отнесло сюда потоком сражения, а он и не заметил! А недалеко в стороне, сбежав с холма, поспешно удалялось в степь несколько всадников. Один из беглецов был Даниил Романович.
— Отходим! — закричал князь. — Отходим, братья!
И, прежде чем броситься в отступление, глянул на Никиту. Мечник услышал приказ, и на лице его, залитом кровью, можно было прочитать дикую радость. Наверное, он уже приготовился умирать, но Мстислав Мстиславич своим приказом вернул ему надежду на жизнь.
