– Да.
– Но почему? И зачем?
Доктор заговорил мягко, но в его голосе сквозило раздражение. Я мгновенно почувствовала уверенность, что мы уже говорили об этом, возможно, не один раз, вероятно, еще до того, как я начала вести дневник.
– Так было безопаснее, – сказал он. – К тому времени вы почти восстановились физически, но ваш разум находился в критическом состоянии. Вы не помнили ни кто вы, ни где находитесь. Вы проявляли признаки паранойи, обвиняли врачей в заговоре против вас. Даже пытались сбежать. – Он помолчал. – Вы становились все более неуправляемой. Вас перевели не только ради вашей безопасности, но и ради безопасности окружающих.
– Окружающих?
– Иногда вы вели себя агрессивно.
Я пыталась представить, каково это. Каждый день человек просыпается, ничего не понимая, не помня, кто он такой, где находится, как очутился в больнице. Задает вопросы и не получает ответов. Его окружают люди, знающие о нем больше, чем он сам. Должно быть, это ад кромешный.
Но я вспомнила, что речь шла обо мне.
– А дальше?
Он не ответил. Он поднял голову, но его взгляд был направлен в сторону, на дверь, словно он с нетерпением ожидал кого-то. Но ничего не произошло, дверь не открылась, никто не вошел и не вышел. Я подумала: наверное, ему хочется убежать.
– Доктор Нэш, – повторила я, – что случилось потом?
– Вы оставались там некоторое время.
Его голос почти перешел в шепот. Может, он уже говорил мне это, но сейчас он знает, что я все запишу и буду помнить гораздо дольше, чем на протяжении пары часов.
– А точнее?
Он не ответил. Я повторила вопрос:
– Сколько?
Он взглянул на меня со смешанным выражением печали и боли:
– Семь лет.
Доктор Нэш расплатился, и мы вышли из кафе. Я шла как во сне. Не знаю, чего я ожидала и где, мне думалось, я провела самое тяжелое время своей болезни. Но не в психушке. Не в средоточии ужаса и боли.
Мы шли, вдруг доктор повернулся ко мне:
– Кристин, у меня к вам предложение.
Он говорил нарочито небрежным тоном, словно собирался предложить мне мороженое. Разумеется, это неспроста.
– Я вас слушаю.
– Я считаю, что для вас будет полезно съездить в отделение, где вы лежали. Где провели столько времени.
Я ответила, не думая, автоматически:
– Нет! Зачем это мне?
– Вы буквально проживаете свои воспоминания, – сказал он. – Помните, что случилось во время визита в ваш бывший дом? – (Я кивнула.) – Вы вспомнили нечто новое. Я считаю, что это может повториться. Мы запустим некий механизм.
– Но…
– Конечно, вы не обязаны. Но… я буду с вами откровенен. Я уже связался с персоналом. Они с радостью вас примут. То есть нас. Когда угодно. Я должен лишь позвонить и сказать: мы к вам едем. Я буду с вами. Как только вы почувствуете, что вам плохо, неприятно, мы тут же уедем. Все пройдет хорошо. Уверяю вас.
– Вы думаете, это может принести улучшение? Вы уверены?
– Я не знаю, – ответил он. – Но шанс есть.
– И когда вы хотите ехать?
Он резко остановился. Я поняла, что мы как раз дошли до его припаркованной машины.
– Сегодня. Я считаю, мы должны поехать сейчас же. – И затем добавил странную фразу: – Мы не можем терять время.
Я могла не ехать. Доктор Нэш не уговаривал меня. Но хотя сейчас я этого не помню – я вообще мало что помню, если честно, – видимо, я дала согласие.
Ехать было недалеко; всю дорогу мы молчали. Я не могла ни о чем думать. Не хотела говорить, ничего не чувствовала. Мое сознание словно опустело, выдохлось. Я вытащила из сумки свой дневник, не заботясь о том, что сказала раньше доктору, и записала последние события. Я решила зафиксировать все нюансы нашей беседы. И все записала, почти механически. Мы приехали на место, припарковали машину, за все время не обменявшись ни словом. Также в молчании мы шли по стерильным коридорам, где пахло передержанным кофе и свежей побелкой. Мимо нас на каталках провозили людей с капельницами. На стенах постеры с отстающими углами. Лампы на потолке мигают и жужжат. Я думала только об одном: семь лет здесь! Целая жизнь, которую я совершенно не помню.
Мы дошли до сестринского поста перед двойной дверью. «Отделение Фишера». Доктор Нэш нажал кнопку коммутатора и произнес что-то неразборчивое. Это ошибка, подумала я, пока перед нами открывалась дверь. Я не выжила после нападения. Кристин Лукас, отворившая кому-то дверь номера в отеле, мертва.
