«Я же говорю, моя совесть не вынесет еще одного цветочного убийства. Можешь забрать их домой. У тебя есть ваза?»
Помедлив еще долю секунды, Мэриан сверкнула ослепительной улыбкой, которая преобразила все ее лицо.
«Я поставлю их в своей комнате».
Кент приподнимает бровь.
— Как ты догадалась, что роза от меня?
— Да ладно, — закатываю я глаза. — Кроме тебя, никто не рисует странные картинки ради хлеба насущного.
Он прижимает руку к груди в притворном негодовании.
— Не ради хлеба насущного. Ради искусства. И вовсе они не странные.
— Как пожелаешь. Тогда спасибо за совершенно обычную записку.
— Всегда пожалуйста, — усмехается он.
Мы стоим так близко, что я чувствую исходящий от него жар.
— Так ты будешь моим рыцарем в сверкающих доспехах или как?
Кент отвешивает легкий поклон.
— Разве я в силах отказать девушке, попавшей в сложную ситуацию?
— Я знала, что могу на тебя положиться.
Коридоры уже опустели. Все в столовой. Мы просто стоим и улыбаемся друг другу. Затем его взгляд смягчается, и мое сердце взмывает ввысь. Все во мне свободно трепещет, как будто я готова оторваться от земли в любую секунду. «Музыкой, — думаю я, — рядом с ним я становлюсь музыкой». А потом в голове проносится: «Сейчас он поцелует меня, прямо здесь, в математическом крыле средней школы "Томас Джефферсон"», — и я чуть не теряю сознание.
Но нет. Он лишь протягивает руку и легонько касается моего плеча. Когда он убирает пальцы, кожу продолжает покалывать.
— Тогда до вечера. — По его губам скользит улыбка. — Надеюсь, твой секрет того стоит.
— Он потрясающий, честное слово.
Вот бы запомнить Кента до последней черточки. Выжечь его образ в сердце. Поверить не могу, какой слепой я была столько времени. Я начинаю пятиться, пока не отколола чего-нибудь на редкость неприличного — например, не запрыгнула на него.
— Сэм? — останавливает он меня.
— Да?
Его глаза снова изучают меня, и теперь я понимаю, почему он сказал, будто видит меня насквозь. Ему действительно не все равно. Мне кажется, он читает мои мысли, и это весьма тревожно, поскольку мои мысли в настоящий момент в основном заняты тем, что его губы — само совершенство.
Он прикусывает губу и шаркает ногой по полу.
— Почему я? В смысле, сегодня вечером. Мы семь лет почти не общались…
— Возможно, хочу наверстать упущенное время, — поясняю я, продолжая судорожно пятиться.
— Я серьезно, — не унимается он. — Почему я?
Еще совсем недавно Кент держал меня за руку в темноте и вел через комнаты, затянутые лунной паутиной. Его голос навевал сон, уносил подобно отливу. Время застыло на месте, когда он взял мое лицо в ладони и прикоснулся губами. Поэтому сейчас я отвечаю:
— Поверь, это можешь быть только ты.
Вторые шансы
Валограмма для Кента — только первое из нескольких исправлений, которые я внесла в Розовой комнате сегодня утром, и, едва войдя в столовую, я понимаю, что Роб свое получил. Он бросает друзей и несется ко мне. Я даже не успеваю встать в очередь за едой (кстати, я собираюсь взять двойной сэндвич с ростбифом). Дурацкая кепка «Янкиз», повернутая набок, как в каком-нибудь рэперском видеоклипе девяносто второго года, как всегда чуть не падает с его головы.
— Привет, детка. — Он подходит обнять меня, и я небрежно отступаю в сторону. — Получил твою розу.
— Я твою тоже. Спасибо.
Но он видит единственную розу, продетую в ручку моей сумки, и хмурится.
— Это она?
Я мотаю головой и мило улыбаюсь. Он потирает лоб. Он всегда так делает, когда размышляет, словно у него болит голова от попытки использовать мозг.
— А где остальные розы?
— На сохранении.
В этом есть доля правды.
— Сегодня намечается одна вечеринка… — Роб умолкает, наклоняет голову и ухмыляется. — Забавно было бы сходить. — Он хватает меня за плечо и старательно его растирает. — Ну, знаешь, вроде как прелюдия.
Очень похоже на Роба — хлестать пенящееся пиво из бочонка и перекрикивать музыку в качестве прелюдии, но я решаю не заострять и как можно невиннее уточняю:
— Прелюдия?
Он явно думает, что я флиртую. Улыбается и откидывает голову, глядя из-под полуприкрытых век. Прежде я бы растаяла от умиления, но теперь это больше напоминает попытки полузащитника станцевать самбу. Даже если все движения правильны, смотрится странно.