Пошаливало сердце. Удивительно, что оно вообще до сих пор не отказало, ведь он когда-то перенес инфаркт. Возможно помогло то, что он вовремя сбросил излишки веса. Но бывший начальник колонии прекрасно осознавал, что если вовремя не похмелиться, то сердце остановится. Он давно забыл родных, знакомых и тех, из-за кого скатился в пропасть. Кроме водки, для него никого и ничего не существовало.
Он не ограничивался обитанием только на железнодорожном вокзале и все чаще делал вылазки в город, крутился у коммерческих палаток. Здесь частенько подворачивалась возможность подработать. Новоявленные буржуи без зазрения совести, использовали практически бесплатную рабочую силу бомжей. Те, в свою очередь, брались за самую грязную и тяжелую работу. Как-то, разгружая грузовую машину с болгарскими соленостями, Тарас Поликарпович случайно обратил внимание на джип, который остановился у ближайшей девятиэтажки. Несмотря на то, что расстояние до джипа было приличным, ему показалось знакомым лицо водителя, вышедшего из машины. – Чего рот разинул? – прикрикнул на него коммерсант, который нанял за пять бутылок водки трех бомжей для разгрузки.
– Красивая техника. – Показал Тарас Поликарпович рукой в сторону джипа. Он подавал упаковки из кузова.
– На таких тачках только крутые разъезжают, – произнес предприниматель с завистью.
– Выходит, что обладатель той машины крутой парень? – осклабился бомж.
– Круче не бывает, – заверил коммерсант.
– А ты его знаешь? – допытывался Тарас Поликарпович, не прекращая работать.
– Лично не знаком, – признался наниматель. – Но кто ж в городе Атамана не знает? Под его крышей, как минимум, треть нашего брата сидит. Говорят, что мужик он справедливый.
Мирошниченко будто кто-то по голове ударил, он чуть не выронил упаковку.
– Осторожнее. – Предприниматель помог ему удержать ее.
– Будь моя воля, я бы давил таких справедливых, – процедил он сквозь зубы.
– Ты что? Ополоумел? – испугался коммерсант, оглядываясь по сторонам. – Считай, что я ничего не слышал, а ты не говорил. Смотри! Не ляпни еще где-нибудь такое, – предупредил он по-дружески.
– Мне, старому, уже бояться нечего, – ответил Мирошниченко. – Моя песенка, можно сказать, спета. Но были времена, когда крутые у меня из шизо не вылезали. – В глазах у него вспыхнул недобрый огонь. И в такую минуту они не казались бесцветными.
– Вот что! Меня твое мнение не интересует и больше не приходи ко мне подрабатывать, – сказал коммерсант, не желая ввязываться в неприятности. К тому же он догадался о бывшей профессии бомжа, к которой не относился с должным уважением.
– Дело житейское, – отозвался Мирошниченко, несколько умерив пыл. – Только еще неизвестно, кто из-за этого больше проиграет.
Дальше Тарас Поликарпович работал молча и алкоголем в этот день сильно не увлекался. Ночью его одолевали мысли и он ворочался в углу котельной. Притупившееся чувство мести просыпалось с новой силой, он вспомнил абсолютно всех своих обидчиков. Он старался гнать думы о мести, понимая, что стар и немощен для того, чтобы тягаться с Атаманом.
Все же Тарас Поликарпович нашел выход и решил анонимно заявить на него в милицию, но не спешил сделать задуманное. Необходимо было выяснить как можно больше подробностей. Раз здесь Атаман, то и его подельник Диксон должен быть поблизости. Целыми днями теперь бомж просиживал возле подъезда Крутояровой и много еще повидал знакомых. Через неделю он знал, в какой квартире они собираются.
И возможно бы в скором времени сдал всю компанию с чистой совестью, если бы не тот случай, когда Атаман оставил джип открытым и Мирошниченко не сдержался перед желанием угнать его. Но из этого ничего не вышло. Подвело и то, что Панина он видел впервые, а он-то как раз и задержал угонщика.
Столкнувшись со своими бывшими осужденными, он в очередной раз испытал унижение и изменил свой первоначальный план. Надумал лишить их жизни во что бы то ни стало, по крайней мере, Казакова и Сайфутдинова.
Украденными тремястами долларами распорядился расчетливо. Приличный, но недорогой костюм, однотонная бежевая рубашка, полуботинки и шляпа составляли теперь его гардероб. Помывшись в бане и расставшись с щетиной, он преобразился и был похож на высохшего, больного, но аккуратного и добропорядочного гражданина со средним достатком.