— Что же задумал Абрахам? — наконец, спросила она.
— У него есть уникальный инкуб-гибрид, — ответил Мэкон. — С его помощью Абрахам будет неуязвим. А у смертных вообще не будет ни единого шанса выжить.
— Что? — резко повернулся к Мэкону Джон.
— Могу повторить…
— Постойте! — перебил Джон Мэкона и зажмурился, словно пытаясь что-то припомнить. — «Чародеи — несовершенная раса. Они загрязняют нашу чистую кровь и подавляют нас. Но однажды наступит день, когда у нас в руках окажется универсальное оружие, и тогда мы сотрем их с лица земли».
— Ты чего? — повернулся к нему Линк.
— Абрахам и Сайлас вечно повторяли это, когда я был маленький. Я должен был заучить фразы наизусть. Стоило мне в чем-то провиниться, как Сайлас заставлял меня сидеть и часами переписывать текст.
— Сайлас? — Мэкон услышал имя собственного отца и мгновенно насторожился.
Я вспомнил видения, которые посылал мне арклайт. По словам моей матери, Сайлас был чудовищем, насильником и расистом, который «воспитывал» своих сыновей в таком духе. Судя по всему, Джону тоже от него досталось.
— Откуда тебе известно про моего отца? — сурово поинтересовался Мэкон у Джона, который сразу потерял свою заносчивость.
Джон посмотрел на Мэкона пустыми зелеными глазами и тихо произнес:
— Он вырастил меня.
24.10
Единый, кто стал двумя
Мэкон и Лив мучили Джона расспросами об Абрахаме и Сайласе, а мы с Леной занялись библиотекой. Мы перерыли кучу книг в кабинете и обнаружили старые письма от Сайласа, в которых он призывал Мэкона присоединиться к отцу и брату в борьбе с чародеями. За исключением этого никаких подсказок насчет прошлого Джона или секретных записей насчет инкубов-универсалов мы не нашли.
Во время «процесса дознания» Мэкон пристально наблюдал за тем, как Лена общается с Джоном. Наверное, беспокоился, не вернется ли странное притяжение, возникшее между ними летом. Но с тех пор Лена повзрослела, и теперь Джон раздражал ее так же, как и всех нас. А я волновался за Лив — ведь я видел реакцию гэтлинских девчонок, когда Джон впервые зашел в «Дэ…и…кин». Однако на Лив его чары, похоже, не действовали.
Я привык к беспокойной жизни между мирами, но сейчас даже я приустал. Мы наткнулись на Джона, но из комнаты Ридли исчезла ее одежда, поэтому мы решили, что она сбежала раз и навсегда. Несколько дней спустя состояние бабушки Пру ухудшилось. Но я не стал просить Лену сопровождать меня: мне хотелось побыть с бабушкой наедине. Почему — не понимаю. Возможно, я окончательно спятил.
И не заметил, когда и как это случилось.
В больнице царил чудовищный холод, как будто врачи изобрели способ перекачать фреон из кондиционеров Гэтлина к себе. Жуткое ощущение, ведь стужа окутывала пациентов, словно это были безжизненные тела в холодильнике морга. К тому же из палат не выветривался отвратительный запах. Когда потеешь на жаре, то хотя бы чувствуешь, что еще жив. Впрочем, похоже, я слишком много времени потратил на осмысление метафизических аспектов жары.
Говорю вам — я свихнулся.
Увидев меня, Бобби Мерфи просто протянул мне список и бейджик. Интересно, заклинание «Заткнись», которое наложила на него Лена, работает постоянно или только в моем присутствии? Но меня устраивали оба варианта. Настроение было не для бесед.
Я не стал заглядывать ни к бедняге Джону, ни в «Комнату невидимых кружев» и миновал палату «День рождения — грустный праздник». Задержал дыхание, проходя рядом с общей кухней, где хранилась несъедобная еда. Потом я вдохнул аромат лаванды и понял, что я уже у цели.
На стуле возле койки сидела Лиа в персиковой униформе и читала книгу на каком-то чародейском или демоническом языке. Обутые в тяжелые ботинки ноги лежали на контейнере для утилизации вредных отходов. Она явно оставила безуспешные попытки притвориться обычной медсестрой.
— Привет!
— Привет, — удивленно отозвалась она. — А ты вовремя. Я все гадаю, где ты пропадаешь?
— Дела. Ерунда всякая.
Выкидываю странные штуки, гоняюсь за инкубами-гибридами, Ридли, мамой и миссис Инглиш, слушаю разговоры про Колесо судьбы…
— Рада тебя видеть.
— Я тоже, — выдавил я. — Никто не обращает внимание на твои ботинки?
