Прошли недели, и я удивилась, как быстро настали весенние каникулы.
Ожидаемый поток сплетен и пристальных взглядов прекратился, и жизнь вернулась в прежнее русло. В Восточном уже неделями не проводились бои. Адам залег на дно после того, как из-за многочисленных арестов стали задавать вопросы о том, что именно случилось в тот вечер, а Трэвис с нетерпением ждал телефонный звонок, который означал его призыв на последний бой в этом году; бой, который оплачивал большую часть его счетов за лето и осень.
Снег все еще покрывал землю толстым ковром, и в пятницу перед каникулами, на сверкающем как кристалл газоне, начался последний бой снежками. Трэвис и я шли сквозь летящий лед, и я крепко вцепилась в его руку, стараясь не поскользнуться и не словить лицом снежок.
— Они не попадут в тебя, Голубка. Последствия им известны, — сказал Трэвис, прижавшись своим красным, холодным носом к моей щеке.
— Их меткость не относится к страху перед твоим характером, Трэв.
Он держал меня около себя, потирая рукой рукав моего пальто, пока вел сквозь этот хаос. Мы резко остановились, когда несколько девушек завизжали в ответ на безжалостную атаку бейсбольной команды. И как только они освободили путь, под эгидой Трэвиса, мы оказались у двери.
— Видишь? Я же говорил, что мы сделаем это, — произнес он, улыбаясь.
Но его улыбка исчезла, когда в дверь врезался снежок, прямо между нашими лицами. Трэвис моментально стал осматривать на лужайку, но увидев сколько людей, бросилось врассыпную, его желание отомстить угасло.
Он толкнул дверь, наблюдая, как тающий снег медленно съезжает вниз по металлу на землю.
— Давай зайдем внутрь.
— Разумно, — кивнула я.
Он взял меня за руку и провел мимо буфетной стойки, кладя наши пышущие паром тарелки на поднос. Кассир уже давно перестала удивляться, по-поводу наших отношений.
— Эбби, — Бразил кивнул мне и подмигнул Трэвису, — У вас, ребят, есть планы на следующую неделю?
— Мы останемся здесь. Приедут мои братья, — отвлеченно ответил Трэвис, выкладывая одноразовую посуду с ланчем на стол.
— Я точно убью Девида Лапински, — объявила Америка, вытряхивая снег из своих волос на входе.
— Прямо в яблочко! — засмеялся Шепли. Америка посмотрела на него так, что его смех перешел на нервное хихиканье — То есть… какой же придурок.
Мы засмеялись над тем, с каким раскаянием он быстро следовал за ней, шагающей к буфету.
— Он выглядит таким побитым, — сказал Бразил с отвращением.
— Америка немного нервничает, — объяснил ему Трэвис. — Она знакомится с его родителями на этой неделе.
Он кивнул, подняв брови.
— Так они…
— Именно, — сказала я, кивая. — Это навсегда.
— Ого, — отреагировал Бразил.
Шок не сходил с его лица, пока он ел. Я заметила, как он был смущен. Мы все были молоды, и Бразил не мог понять, как Шепли мог иметь такие серьезные намерения.
— Когда это случится с тобой, Бразил… ты поймешь, — сказал Трэвис, улыбаясь мне.
В комнате стоял гул: все были оживлены из-за происходящего на улице и быстро приближающихся каникул. По мере того, как занимались места, несмолкающая болтовня стала громким эхом, и звук усиливался, потому что каждый пытался перекричать шум.
К тому времени, как Шепли и Америка вернулись с подносами, они уже помирились. Она радостно села на свободное место рядом со мной, треща о приближающемся знакомстве с родителями. Они уезжают к ним уже сегодня вечером — идеальное оправдание для одного из позорных провалов Америки.
Я смотрела, как она берет хлеб, волнуясь о том, что с собой брать и сколько багажа она может взять, чтобы не показаться слишком пафосной, но мне казалось, что у нее все было под контролем.
— Я говорил тебе, крошка. Они полюбят тебя. Так же, как я люблю тебя, очень люблю, — сказал Шепли, убирая ее волосы за уши. Америка вздохнула, и уголки ее губ приподнялись, как всегда, когда Шепли успокаивает ее.
