Все же я ответил довольно витиевато, развернуто — принялся объяснять, что не видел дядю Вадика впереди уже некоторое время: мы отдалились от него шагов на десять, и Мишкина фигура все закрывала, — что-то в таком духе.
Пока я говорил, Мишка озирался по сторонам, еще не испуганно, но очень тревожно; потом заорал — уже что есть мочи:
— Па-а-ап!!!
И мы стали кричать вместе еще и еще, то дополняя друг друга, то перебивая протяжными голосовыми линиями; но только не в унисон, ибо я-то кричал два слова «дядя Вадик» и кричал изо всех сил; от того проглатывал каждый раз какой-нибудь слог, захлебывался, и выходило глупо, неестественно — «А потому и бесполезно, — пришло мне в голову, — и раз я поймал себя на этой мысли — значит, и не докричимся».
В перерывах между криками мы вслушивались.
Но никакого ответа так и не последовало (кстати говоря, это было, по меньшей мере, странно, ведь дядя Вадик в любом случае еще не мог уйти далеко); все же факт оставался фактом — нам вторило только эхо, в один миг заполнявшее лабиринты щелей и щелочек — между листьями и еловыми иглами.
— Черт поде… ри, — выругался Мишка медленно и очень низким голосом, — так… так! Значит так, Макс, расскажи снова, когда ты видел его в последний раз.
— О том, когда именно, ты еще не… спрашивал, — у меня нервно тряслись руки; язык заплетался, — кажется, не… спрашивал… я сказал, некоторое время, но сколько…
Мотнув головой, Мишка ковырнул слово (как будто в нервном приступе):
— Точно!
— Что?
— Точно скажи мне! Пять, десять минут назад… пятнадцать? Сколько? — Мишка дергал головой на каждой цифре и притопывал ногою, не отрывая пятки от земли.
— Не знаю…
— Вот и я тоже не знаю. Понимаешь, что это значит? Нет? Мы заблудились — вот что. И теперь… хватит молоть чепуху, Макс. Если я задам тебе вопрос, отвечай внятно, понял?
— Хорошо, — слюна застряла у меня в горле.
Он присел на корточки.
— Ты это место не узнаешь?
— Нет.
— Вот и я тоже… далеко это от поселка?..
Я развел руками. Мишка, однако, уверенно ответил — себе самому:
— Да, думаю, далеко. Мы долго уже шли… я в одно не вникаю: как мы могли его из виду упустить. Развилки не было?
— Последние десять минут нет… вроде нет.
— Вроде или точно?
— Точно.
— Значит, папа не мог никуда свернуть.
— Если только в чащу.
— Зачем? — Мишка поглядел на меня в упор.
— Не знаю.
— Мы бы услышали. А впрочем, не факт — мы же разговаривали… — он помолчал полминуты, но вряд ли он о чем-то думал — его глаза тупо буравили колени; затем произнес:
— Я тоже никакой развилки не помню.
— А ты-то когда его последний раз видел?
— Я не помню.
— Ты же впереди шел!
— Я отвернулся и говорил с тобой.
— Но недолго же! А до этого ты его видел?
— Думаю, да, — ответил Мишка.
— Ну так всего же полминуты прошло!
— Уверен, что полминуты?
— Да.
— Значит, он где-то поблизости. И он должен был услышать, когда мы звали его. Но тогда почему он нам не ответил ничего, а?
И очередной мой ответ:
— Не знаю…
И т. д. и т. п…
Если заблудился в лесу, оставайся на месте, пока тебя кто-нибудь не отыщет, — это правило рассказывается детям еще в начальной школе, в классе первом или втором, — я, однако, ни разу в жизни еще не видел человека, который ему следует; разумеется, мы отправились на поиски дяди Вадика — «именно на поиски папы, а не домой», — на этом Мишка настоял. (Я было принялся с ним спорить: «Почему бы нам просто не пойти по тропинке обратно и не выйти к поселку. У нас получится, я почти уверен». Однако Мишкин аргумент: «Ты что, хочешь потом подзатыльников наполучать добрую сотню, а? Он же нас искать будет! Нет, мы должны навстречу ему идти», — убедил меня окончательно. Уж больно страшным показался мне образ дяди Вадика, с искривленной в ярости физиономией, склонившегося надо мной, чтобы дать сто подзатыльников, — образ, который я представил себе в один миг. Как еще мне удалось сохранить холодную голову! — но удалось-таки; я только осведомился (дрогнувшим голосом):
— Навстречу — это куда? — что и говорить, вопрос вполне резонный.
— Я… полагаю, нам стоит пройти немного назад, а потом, если никого там не найдем… — Мишка замешкался.
