— Сейчас я к Ольке ухожу. Ненадолго, так что ты со мной не ходи. Надо просто заглянуть, сказать, что меня не будет завтра утром. Она же обидится, если я уйду в лес, ничего не сказав. Я ведь к ней обычно и утром захожу тоже. Помнишь?
— Рано утром ты чаще всего спишь, — заметил я скупо.
— Рано — да. А позже — позже ведь нас тоже не будет, забыл? Надо ее предупредить.
Я хотел попросить его узнать, будет ли она ночевать сегодня в своем домике, но в последний момент передумал — в конце концов, какая разница? Да если я и попрошу, он все равно ничего не узнает — забудет.
Когда он ушел, я снова почувствовал, как мною овладевает горечь: мы же только играем и все.
В результате в тот день я засыпал под такие мысли: «Ничего у нас не получится. Никогда мы не обретем власти. Эти взрослые завладели всем целиком и полностью. И ничего расследовать тоже не будем — нам просто не дадут. Но не только в них дело. Мы в собственном отношении тоже не сможем ничего изменить и переломить. Если уже плывешь по течению, то ох как тяжело, даже тяжко, что-то повернуть вспять. Оглядываешься назад, вздыхаешь и говоришь себе:
— Ну что поделаешь, придется плыть дальше. В конце концов, так проще всего.
И я сейчас так же поступаю — плыву по течению — и ничего с этим поделать не могу».
Да, так проще всего.
Это унылые воды.
Этой ночью Оля (как и предполагал Макс) действительно осталась ночевать в своем домике.
Те, кто говорят про себя, что спят очень чутко, обычно не могут пробудиться и от выстрела.
Однако, что касается Оли, она действительно частенько просыпалась, если кто-то проходил мимо по проезду, свернув с главной дороги, — наверное, потому что окно, выходившее на проезд, всегда оставалось открытым на ночь — Оля никогда не спала при закрытом окне.
Когда Перфильев в три часа ночи ступил на проезд, — сторож, разумеется, прекрасно знал уже об отъезде Лукаева, — Оля сразу же открыла глаза и инстинктивно глотнула воздух. Между тем, голову с подушки приподнимать не стала — подозревала уже, почему, скорее всего, проснулась: кто-то прошел мимо дома, по главной дороге, — и решила тотчас же поскорее снова отключиться. И все же… нет, на сей раз было что-то не так… вернее, не «не так», а просто по-другому: раньше, проснувшись, ей всегда приходилось слышать удаляющиеся шаги, но теперь никаких шагов не было.
Это и заставило ее усомниться, действительно ли она проснулась именно от чьих-то шагов, встать, в конце концов, и подойти к окну. Помешкай она еще полминуты, и Перфильев бы исчез в темноте, направившись к лукаевскому участку, а так ей все же удалось его застать: стоя в пятне света, которое отбрасывал фонарь, Перфильев осматривался по сторонам, осторожно и спокойно, неторопливо; к окну Олиного дома он стоял боком и ближе к оранжевым железным воротам, которые вели на участок Геннадия.
«Сейчас развернется и пойдет по главной дороге», — мелькнуло в голове Оли.
Но нет, Перфильев шагнул в противоположную сторону.
Оля отошла от окна и направилась к плите; во рту у нее пересохло со сна, но чайник оказался пуст, так что ей пришлось, прихватив его с собой, выйти на улицу, к большому бидону с водой, стоявшему под умывальником, возле садовой дорожки. Но прежде чем откинуть железную крышку (и услышать ее скрип и короткое дребезжание), Оля услышала какой-то другой звук, едва различимый, за спиной. Она неуверенно повернула голову; звук повторился, сначала однократно, потом целой чередой — но все так же был трудно уловим. И тем не менее Оля почему-то все больше уверялась, что источником этого звука тоже было что-то железное — и в первое мгновение у нее даже мелькнула забавная мысль: «Как это? Неужели крышка бидона может скрипеть раньше, чем я ее отворила?..»
(Да уж Мишка «научил» ее таким вот мыслям).
«Вот-те на!.. Ведь это же откуда-то позади слышится…»
Общение с Мишкой научило ее также любопытству; неудивительно, что Оля решила постараться отыскать источник странного звука. Она еще не успела связать его с Перфильевым, которого только что увидела, однако спустя две минуты, когда Оля, выйдя на проезд, различила вдалеке сгорбившуюся фигуру сторожа, у нее не осталось уже никаких сомнений.