«Что он там такое делает?»
Оля сделала еще несколько осторожных шагов вперед по проезду. Какое-то бессознательное чувство, что ей не следует выдавать своего присутствия, заставило ее ноги шагать все же ближе к канаве, проходившей перед ее участком, — там совсем не было света, — но Перфильев, возможно, не заметил бы Олю пойди она и по середине проезда — так он старательно копался в замке, висевшем на лукаевских воротах, и просвечивал фонариком скважину.
Оля смотрела на все эти манипуляции в полном недоумении, хмурилась, потом даже присела и все так и не сводила с Перфильева широко открытых глаз. В каком-то смысле, напрасно, потому что если бы она все же обернулась назад, то заметила бы довольно странную вещь: флюгер на углу ее участка был обмотан странным пестрым платком, которого там не было еще минуту назад, когда Оля проходила мимо. Платок был повязан прямо на ось, неплотно, возле железной «ромашки», делавшей при каждом легком порыве ветра неуверенные прокруты и издававшего точно такие же звуки, что и Перфильев, просовывавший в скважину всякие разные предметы.
Платок подпрыгивал и, казалось, готов был уже развязаться и вспарить, но снова «садился» на ось — точно пчела, которой инстинкт не позволяет оставить человеческую руку, перепачканную медом; она садится на помаз и отлетает, когда рука начинает просто двигаться или отгонять, но в результате, как только рука замирает, пчела снова приземляется на то же место.
И вдруг, когда флюгер сумел уже набрать приличную скорость, возле него стало образовываться странное масляное пятно, постепенно затиравшее собою окружающее пространство и действительность, — сначала оно поглотило участок дальнего леса, потом — часть одного из домов на противоположной стороне поселка; пятно все увеличивалось в размерах, и вот уже в нем замелькали первые фигуры и образы: тени каторжников, несущие на себе тени колоколов в лучах закатного солнца, великаны, шествующие непропорционально длинными ногами, двое людей, играющих в пинг-понг, — стол стоит в высокой траве, проникнутой оттенками шалфея; мужчины и женщины в белых одеяниях, сидя по кругу, перекидывают огненно-рыжий мячик…
Но этого пятна Оля не увидела бы и в том случае, если бы обернулась, — и никто бы не увидел, потому что его просто не было.
Эпизод 7
ПЛАТОК НА ФЛЮГЕРЕ
ОСТРОВ
(Рассказывает Максим Кириллов)
I
Как я уже говорил, дядя Вадик в лесу просто-таки преображался. Перемены в нем, однако, подготавливались заблаговременно: когда мать разбудила нас в шесть, завтракать, он, уже, видимо, успев перекусить, с оживлением прохаживался туда-сюда, десятки раз минуя обеденный стол, и то и дело останавливался возле окон, сиявших от ледяного солнечного света как серебряные блюда; и мелодия, которую он машинально насвистывал, тоже повторялась десятки раз — знакомый мотив, еще за пару минут до того, как я увидел дядю Вадика, повстречавший меня в нарождающейся яви…
Я словно выныривал из замедленного озера…
— Максим, вставай!
В уголке моего левого глаза прошмыгнула мать, и я почему-то понял, что кричит она мне уже третий раз.
Третий…
Мы всего лишь дети…
Как только воспоминание отразилось в мозгу, тотчас я ощутил легкий укол в грудь, а в горле стал нарождаться ком:
Не будет никакого государства…
— Забыл, что в лес идете сегодня?.. И ты тоже вставай, слышишь?
Поляна чудес…
Покуда мы завтракали, настроение дяди Вадика все повышалось, а мотив, который он напевал, становился все более узнаваем.
Я сидел, уткнувшись в тарелку; из-под мягких зерен риса выковыривал вилкой те, что лежали поглубже.
Так ни разу еще и не попробовал.
Мишка, видно почувствовав, что что-то не так, то и дело подмигивал мне, а один раз наклонился и прошептал на ухо:
— Потом, потом… чуть попозже, ладно?
Я поднял глаза; вилка застыла, и воронка, образовавшаяся в гарнире, тотчас стала затягиваться.
— Чего?
Он снова наклонился; зашептал, на сей раз горячее:
— Позже попрошу, — на мочке моего уха остался слюнной помаз.
Мне стало еще больше не по себе — хотя я и понял, о чем он говорит. О Поляне чудес. Конечно, я не забыл о ней… о каторжниках, несущих колокола, о великанах, о флагах, заворачивающихся в оборотную букву «С»… ну и что, черт возьми? Ну спросит он — дядя Вадик все равно не согласится нас отвести, в каком бы настроении он ни был.
