— А потом-то что? Что потом?
— Ну, например, мы могли бы выйти на их след с помощью охраны государственных границ. Постоянные проверки…
Серж быстро покачал головой (весь его вид говорил: «теперь-то я нащупал слабое место, уже абсолютно точно, и каждая новая твоя попытка только еще больше обличает несовершенство этой теории»).
— Не годится. Нужно заняться расследованием этих ограблений, — сказал Серж.
Я навострил уши; в груди у меня заколотило; я пялился на Мишку: что он ответит? Поможем Стиву Слейту в поимке грабителей… и Хадсона. Он же, по всей видимости, их заправила.
— Стоп-стоп… заняться расследованием, говоришь?.. Хм… похоже, ты Энид Блайтон начитался!
— Слушай, ну хватит уже, а? — воскликнул Серж в сердцах, — ну хорошо, если ты настолько аморфен, я возьму дело в свои руки. Кто со мной?
— Я! — выкрикнул Пашка.
Я колебался.
— А ты, Максим, что скажешь? Твое мнение? — Серж обратился очень официально — ну точно на манер того, как Мишка говорил весь вечер.
Я решил, что еще остается шанс убедить Мишку в проведении расследования.
Когда Серж понял, что я все-таки не скажу ни слова, перевел взгляд на Димку.
— Ну ладно… а ты?
— Не знаю, можно попробовать, — отвечал тот.
— Хорошо. Остальные, как я полагаю, — он посмотрел на Ольку, — на стороне Мишки. Ладно, а я займусь расследованием. И еще составлением списка. Пороков моей бабки — начну с нее. Затем придумаю способы, как ее перевоспитать. Индивидуальные рецепты.
— Как знаешь, — ответил Мишка как бы между прочим — будто и не слушал последнего голосования, и результаты были ему неинтересны (но я заметил, как в какой-то момент он бросил на Сержа косой, недружелюбный взгляд); теперь Мишка прочитывал в тетради какой-то абзац и старательно грыз ноготь.
Тут наше собрание самым неожиданным образом оказалось прерванным: с улицы послышался настойчивый оклик в нос, три слога на одном тоне с другого конца проезда:
— Сережа!
Серж подпрыгнул, как ужаленный, — это была его ненаглядная бабка, против которой он совсем недавно строил контрпланы. Он вышел из домика (дверь все время оставалась отворенной).
— Я здесь.
— Ну-ка домой!
— А что случилось?
— Я сказала: до-мой!
Серж повернулся к нам.
— Мне пора. К завтрашнему дню я много чего сделаю — вот увидите; это насчет бабки. А насчет ограблений — прежде, чем я начну, подумай еще раз, не хочешь ли присоединиться, Миш.
Пашка встал.
— Сегодня не выйдешь уже что ли?
— Не знаю. Посмотрим.
— Я с тобой пойду.
— Проводим их? — предложила Олька.
Выйдя на проезд, я вглядывался в удаляющуюся фигуру Сержа; его бабка стояла возле садовой калитки, ведущей на их участок, — ее живот выпятился, плечи, напротив, подались назад, — Серж очень спешил, едва ли не подскакивал на ходу каждый раз, когда одна из рук Родионовой, упертых в бока, взмывала вверх — совершить безмолвное, настойчивое мановение-призыв, которое можно было перевести одним-единственным образом: «Ко мне!»
От этой картины по моей спине заскользила холодная струйка.
Пашка неверными шагами плелся следом за своим другом; Димка остался с нами.
Родионова перестала махать своему внуку, только когда он был уже метрах в пяти от нее, — она медленно отворила калитку, но входить не стала, — собиралась пропустить Сержа вперед.
Мой брат не обращал никакого внимания на эту картину — разговаривал с Олькой.
Она спросила его:
— Ты тоже уходишь?
— Не знаю. Наверное. А что еще обсуждать? Я хочу кодекс начать делать.
— Сегодня?..
— Не знаю… лучше завтра и при твоем участии.
— Мишка, давай еще останемся. Ну пожалуйста! — я принялся канючить.
— Нет-нет, все. Мы уходим. Потом возможно еще вернемся, но сейчас надо домой заглянуть.
Но Олька вдруг взяла его за руку.
— Постой.
— Что?
— По поводу этих ограблений… Серж прав, один кодекс не поможет.
— Я знаю. И что ты предлагаешь?
— Ну… — Олька помялась; в том, что говорил Серж, действительно было рациональное зерно, она это понимала, а значит, сейчас и Мишку уломает.
Однако характерного волнительного стука в груди я на сей раз не почувствовал: «Мы будем расследование вести! Класс!» — нет, никакой такой эйфории или чего-либо подобного; слишком угнетающе подействовал на меня вид Сержевой бабки. Я впервые задал себе вопрос: а с чего мы вообще решили, что нас послушают, будут нам подчиняться?
