— Сти-ивен Сле-е-ейт… ми-иднайт хи-и-ит, — нараспев озвучил Мишка, повернувшись ко мне.
И тут произошла чрезвычайно странная вещь: по неизвестной причине радужный махаон на потолке стал подрагивать, едва ли не срываться с места.
Я взглянул на бра — оно, разумеется, было абсолютно неподвижным.
Пораженный, я снова перевел взгляд на тень, — она дрожала в такт кузнечному стрекоту за окном.
(Первое, что я сделал, когда очутился в комнате, отворил форточку; на меня пахнуло ночной аурой — смесью терпкости и остывающей теплоты, которую я по неизвестной причине не ощущал все то время, когда находился на улице).
— Эй, Мишка, смотри…
Ткнув пальцем в потолок, я прислушался; совершенная бессмыслица: как эта тень, этот махаон способен дрожать под действием звука, — скорее уж причина в каком-то постороннем источнике света. Но где этот источник?
Я подошел к окну и посмотрел; между тем, некое чувство подсказывало мне, что отгадки я не увижу. (В это время Мишка пристально наблюдал за мной, но вряд ли он даже понял, что так привлекло мое внимание, — я указал ему на «махаона», да, но, как известно, парадокс первоначально способен увидеть только один из его созерцателей; остальные воспринимают парадокс вместе с его объяснением — когда оно уже найдено).
Да, факт оставался фактом: тень колебалась от звука.
И тут я, кажется, понял. Это была совершенная бессмыслица, ответ, лишенный обыденной логики, но…
Я знал, что ответ найден.
Этот странный скрип, перемежавший кузнечный стрекот, — скрип, который, казалось, при каждом новом порыве ветра все более пробуксовывал, — низкая, охрипшая интонация, на последнем издыхании ноты, затем вверх, великими усилиями вверх, на все более высокие тона, еще, еще чуть, — подобно стареющему маятнику, некогда раскрученному на полный оборот, а сейчас затухающему; вот он предпринимает последние тяжкие усилия, чтобы совершить еще один круг, — для этого надо всего только преодолеть верхнюю половину вертикали, еще, еще чуть, а потом в изнеможении свалиться вниз, на другую сторону; а если в последний момент сдашься, значит, умрешь, смерть, ибо никогда уже не сможешь преодолеть эту вертикаль без посторонней помощи… (Ведь когда человеческие руки запустят тебя вновь, и ты начнешь совершать новые энергичные обороты, это уже будет следующий цикл, следующее рождение)…
Вот, кажется, совсем уже сник этот скрип, навек поглощенный стрекотом цикад, — но нет: новый порыв ветра, чуть более сильный, и снова скрип набирает пронзительность, и радужный махаон на потолке бьется в конвульсиях.
— Макс, да что такое?.. Эй, куда ты?
Ноги сами понесли меня вон из комнаты.
Я стоял возле Олькиного участка и заворожено смотрел на флюгер, освещенный тусклым светом уличного фонаря. Флюгер обветшал, покосился, но это был все тот же флюгер и снова на его оси трепетал и подпрыгивал пестрый платок — будто отвечая на скрипящие провороты проржавевшей «ромашки».
Я не обратил никакого внимания на флюгер по приезде сюда (хотя и задержался, чтобы рассмотреть постаревший участок), — никакого… Но, с другой стороны, знал ли я, мог ли предугадать будущее, когда впервые, пять лет назад заметил флюгер с повязанным на него платком? Нет. И позже, когда увидел Предвестников табора, я тоже оказался не в силах связать их с этим знаком, сигналом, даденным мне… свыше?..
Но теперь я понял… Боже, для этого потребовалось пять лет! Но следовало ли жалеть, если, так или иначе, это не предотвратило бы трагедии?
Я понял сигнал.
— Макс!.. — послышался борющийся с ветром оклик за спиной.
Я обернулся, — Мишка стоял сзади; тотчас же я снова посмотрел на флюгер.
— Идем домой.
Я указал на флюгер.
— Ты не помнишь?
Мишка молчал, и, хотя мне было неясно его молчание, я не стал переспрашивать, а, подойдя к флюгеру, принялся тянуть руки, подпрыгивать, — как и пять лет назад, хотел сорвать с него платок… Если раньше моя рука не дотягивалась на добрый метр, то теперь это были полметра, не больше, но имеет ли значение расстояние, если несбыточное таковым и остается?
Проходят годы, десятилетия, а ты все также стоишь под флюгером своей жизни, прыгаешь, стараясь дотянуться до счастья, но ухватить его так и не удается…
