— Чем теперь занимаешься, Паш? Работаешь? — спросил Мишка после того, как тема литературы иссякла.
— В институт поступил.
— В какой?
С будущего сентября Пашка должен был начать учиться на экономиста (с инженерным уклоном); принялся рассказывать нам, «какие прикольные ребята» встретились ему во время сдачи экзаменов — уже — «то ли еще будет, когда начну учиться».
— Полные приколисты, да. В школе у нас, конечно, тоже такие были, но все же поменьше прикалывались. Здесь-то, я уж чувствую, вообще будет отпад. Один парень на экзамен вступительный знаете, как пришел? В косухе и в бандане. У нас в школе были похожие фишки — на урок и я даже так мог прийти… но не в бандане только; я ж не металлист… но чтоб на экзамен, — нет, у нас за это вправить могли. В комиссии-то аттестационной обязательно какая-нибудь училка-стерва попадется, особенно, если старуха. Ну вы понимаете… — и т. п.
— Ходишь на какие-нибудь концерты, наверное? — осведомился Мишка.
— Не, это я не очень, — Пашка отогнал от себя очередного шмеля, — там народу слишком много. И музыка не очень качественно звучит. Студийка — самое оно. Я и магнит себе понтовый купил совсем недавно, — и Пашка принялся подробно перечислять его достоинства.
Во время беседы, нам часто приходилось повышать голос, дабы перекричать заносчивый стрекот газонокосилки, то и дело подъезжавшей к задней стене дома — и я представлял себе, как солнечные ножи швыряют об стену клочья сорняков; стальной ураган рвал метал — словно его взбесила предельная сложность травы.
Ревущая зелень.
Влажные ошметки листьев оставляли на торсе и рабочих джинсах Димки Широкова темные штрихи и кляксы — я видел только результат этого процесса, когда высокая смуглая фигура, вымель-кивала из-за водостока.
Он не меньше своего брата был рад видеть нас с Мишкой, и, пожимая нам руки несколько минут назад, сказал:
— Сейчас, обождите, ладно? Траву покошу и выйду… Как дела-то вообще? Черти сколько не виделись! Ладно, поговорим… а потом в карты можно перекинуться, хотите? В «джокера» умеете? Мы все время с отцом и матерью играем. Я научу вас, если хотите.
Пашка недоуменно поднял брови.
— Ну как хотите, — Димка покосился на него; а затем опять повторил:
— Ладно, через десять минут — железно.
— Карты? Класс! Давай, — запоздало отреагировал я; слишком был удивлен.
— О'кей, — он скрылся за калиткой.
— Скорей выходи!
Я, конечно же, припомнил, как Димка и раньше приходил в восторг от игры в карты. (А скорее даже от самих карт). А потом подумал: Боже, куда делись эти его нелепые очки, заложенные марлей, — в результате, вследствие двух по сути дела противоположных впечатлений, у меня подскочило настроение…
Наконец, косилка за домом остановилась.
— У нас, еще помню… — Пашка, тотчас понизив голос, подстроился под воцарившуюся тишину, — …один в начале учебного года пришел на уроки прямо с магнитом и так врубил его на перемене, что обе колонки охрипли, а у меня не, у меня такого не случится, даже если на полную поставлю; там рассчитано все — «Artech» всегда очень классно делает…
Фигура Димки снова показалась из-за дома.
— Ты скоро там? — крикнул я.
— Еще один заход. У меня масло кончилось просто, — и Димка потянулся к прозрачной канистре с вязкой синей жидкостью, которая была прислонена к водостоку, — сейчас-сейчас… минуты две-три…
Пашка нахмурился.
— Может, в дом пойдем, а?
Мишка забеспокоился, не потревожим ли мы кого-нибудь.
— Да не волнуйся… на второй этаж, в мою комнату… а то меня эти насекомые уже заколебали, — Пашка снова отмахнулся, но на сей раз просто показательно, от воздуха, — пошли, правда.
— А Димыч как? — сказал я.
— Я не буду в карты играть, — твердо заявил Пашка.
— Почему?
— Не хочу. Настроения нет. Я играю в карты с кем угодно, кроме Димки, — это было сказано очень непринужденно, но уверенно, — и еще вечером, желательно… я так привык.
Мы отправились в дом.
Я немного задержался на крыльце — Пашка и мой брат уже были внутри — между мной и Димкой произошел короткий и любопытный диалог. Он выключил косилку и осведомился:
— Вы куда?
— Пашка нас позвал к себе.
— А-а…
— И ты тоже приходи. В его комнате будем.
