…………………………………………………………………………………………
Как я уже упоминал, не имея никакой веры в успех, я особенно не вслушивался в их разговор (восстанавливаю его здесь, руководствуясь «фабулой»); в результате, когда мать, обернувшись, спросила меня: «А ты что скажешь? Ты-то сам туда хочешь ехать что ли?» — я не сразу смог прийти в себя от удивления, а потому ничего не ответил и просто смотрел на нее. По нерешительности, секунду скользившей во взгляде матери, я понял: это не Мишка хватается за соломинку, нет. За какие-то две минуты он сумел изменить свою позицию на прямо противоположную — и теперь уже за соломинку хваталась моя мать. Переборщу я, если скажу, что она буквально молила судьбу, чтобы я только отказался? — но и это я тоже прочел в ее глазах.
Боже, ведь он почти уломал! Все теперь зависело только от меня.
— Макс, — позвал меня Мишка, — очнись… поехали дачу проведаем.
— Вот видишь! — моментально подхватила мать, — он даже и не слушает. Значит, не хочет.
— Он просто улетел в другое измерение, — улыбнулся Мишка.
Он мог сказать, что я ушел в себя, но он сказал именно: «улетел в другое измерение».
— Уж что верно, то верно, — мать покачала головой, — улетать он умеет! И именно что в другое измерение!.. Ну ладно, все… раз он не отреагировал, значит, и не надо. И действительно, что вам там одним делать!
— Не одним, а с дедулей, — снова напомнил Мишка.
— Хо!..
— Там же, наверное, заросло все. Как он один будет все это выпалывать? Мы ему поможем. Я потому и говорю, надо съездить. Вот именно, что надо. Я понимаю, вы боитесь, мы пустимся там в полное распутство…
— Он! — она указала на меня, — не «мы», а он. Ты-то трезвых взглядом человек… наконец-то им стал, и это видно… а он? Будь ему восемнадцать… ну нет, пятнадцать, хотя бы пятнадцать — тогда бы я еще подумала.
Мишка бросил на меня предостерегающий взгляд, незаметный, заговорщический — видно, опасался, что я выпалю матери колкость; я и правда готов был уже это сделать.
— Ну… положитесь на меня.
— Хочешь сказать, он не уломает тебя на какую-нибудь глупость?
— Нет.
— Не верю. Приедете на дачу, и сразу вспомните старое — я же знаю!
— Да Макс даже и не будет стараться меня уламывать, — сказал, между тем, Мишка.
— Ну уж конечно!
— Да-да, я абсолютно в этом уверен, и то, как он недавно отреагировал на ваш вопрос, разве не прямое это доказательство, что не будет? Если бы он только и желал, что вырваться и начать творить бог весть что, знаете, как бы он сейчас тут вас упрашивал! — Мишка глядел на меня и улыбался, — а он просто сидит отвлеченно.
— Верно, — не могла не признать мать; теперь уже в ее голосе звучало явное дружелюбие — по отношению к Мишкиным словам, — отвлеченно. Верно…
— Так что…
Меня, конечно, опять задело: они разговаривают и обсуждают меня так, будто я какой-то музейный экспонат, — но я стерпел.
Гораздо более удивительным было то, что Мишка сейчас вытащит у моей матери согласие. На такое! Теперь уже было понятно, что вытащит. И еще одно…
«Я еду на старую дачу». Как только я ясно сказал себе это, сразу почувствовал неприятное жжение где-то в районе грудной клетки. Что это? Опаска?..
Я понял, что совершенно не горю желанием ехать туда; предпочел, однако, помалкивать про это, — во-первых, потому что иначе это означало бы дать слабину — нет, не такой я трус, чтобы никогда там больше не появиться! (Стоп… трус? С чего это вдруг мне пришла мысль именно о трусости?..) Во-вторых, еще страшнее оказались бы для меня Мишкины расспросы — в том случае, если бы я открыто заявил, что ехать не хочу, — думаю, я поставил бы себя в положение того несчастного школьника, о котором нам рассказывала учительница в начальной школе: он входит в класс с позеленевшим от горя лицом, и все его одноклассники начинают выспрашивать: «А что у тебя случилось? Что стряслось?.. Расскажи!.. Ты какой-то расстроенный… ты себя плохо чувствуешь?» и т. п. Слова, слова… сыплющиеся со всех сторон, они заставляют окончательно пасть духом, разреветься и выбежать вон…
Слава Богу, я хотя бы имел еще возможность, шанс не поставить себя в такое положение!.. «Не говори ни слова — и только. Мы поедем на дачу… на нашу старую дачу — пускай! О Господи, я справлюсь… будет тяжело, но все лучше, чем выдать себя сейчас».
