- Это верно, Александр Михайлович. Пока люди не перейдут от сохи и лошади к тем же тракторам. Пока не смогут с помощью механизации труда обрабатывать вдесятеро больше земли. Пока не получат твердую уверенность в завтрашнем дне. Не смогут начать думать о себе и окружающих в масштабе всей России. А без подобных суждений, не смогут прийти и к пониманию всей сложности управления столь непростой системы, какой, несомненно, является Российская империя. А без понимания, русский народ может натворить великих бед, ибо неукротима его природная энергия. Недаром вся Европа опасается лишь одного - крепкой России.
- Вам бы в Государственной Думе выступать, Егор Владимирович! - невольно заслушавшись, хохотнул великий князь.
- Неужели вы обо мне столь нелестного мнения, Александр Михайлович? К чему так обижаете рабочего человека? - тут же нахмурившись, пробурчал в ответ Егор. Причем сыграл обиду столь реально, что не вызвал у собеседника даже и тени сомнения в своих словах.
- Господи, неужто и простой народ понимает всю ее несостоятельность? - едва слышно пробормотал великий князь, одарив гостя шокированным взглядом.
- За весь простой народ не скажу. Но те, кто умеет читать, думать и анализировать - понимает. Однако, как всегда у нас бывало - хочет верить в лучшее. А вот когда это "лучшее" не настает, закатывает рукава, берет в руки дубину и начинает искать виновных.
- Как-то мы с вами подошли к очень непростому и опасному разговору. - в миг растерял былое благодушие вице-адмирал Российского Императорского Флота, где еще была свежа память о восстании на кораблях Черноморского флота.
- И то верно, Александр Михайлович. - не стал развивать действительно опасную тему Егор. - Пусть о нем у других людей голова болит. А мы с вами лучше вернемся к нашим аэропланам и пилотам. Если вы соизволите принять меня в течение следующей недели, я смогу предоставить вам отчет о затратах на обучение одного пилота, чтобы вы могли сами убедиться, что никто не собирается обирать казну.
- Это было бы очень любезно с вашей стороны. Естественно, мне будет весьма интересен подобный документ. - принял очередную смену разговора хозяин кабинета, впрочем, поставив мысленную галочку напротив имени посетителя.
По итогам обучения русских офицеров управлению У-1бис и приемки первого аппарата в казну, генерал-майор Кованько издал приказ об устройстве ВПП на Гатчинском аэродроме, а уже 3 мая там был сформирован первый Авиационный отдел Офицерской Воздухоплавательной Школы во главе с подполковником Ульяниным. По причине того что уже с середины 1909 года Гатчинский аэродром активно отстраивался и уже имел в наличии, как весьма крупные ангары на полдюжины аэропланов каждый, так и здания мастерских с топливохранилищем находившиеся в пределах прямой видимости от Большого Гатчинского дворца, именно на нем планировалось принимать гостей и зрителей Первой Авиационной Недели. Да и близость балтийской железной дороги позволяла решить проблему с прибытием жителей и гостей столицы на намечающиеся мероприятия.
Первая Авиационная Неделя, стартовавшая 1 июня 1910 года, собрала под свои знамена 35 летчиков со всего света. Не менее половины из них привезли аэропланы собственной разработки, остальные же отдали предпочтения, Фарману III, Блерио-11 и У-1, ставших наиболее массовыми аэропланами в мире. Причем, что не могло не порадовать Егора, именно аэроплан их конструкции был наиболее многочисленным - семь машин, пусть пять из них и были построены в Европе. Но даже на их фоне новый У-1С, который привез в Санкт-Петербург прибывший из Нижнего Новгорода Алексей, смотрелся превосходно.
Новый, полностью покрытый перкалью и авиационным лаком фюзеляж с заботливо затертыми авиационной шпатлевкой швами при всех прочих равных никак не мог проиграть своим прибывшим на аэродром собратьям благодаря лучшей аэродинамике планера. Двигатель же оказался закрыт алюминиевым колпаком, из которого наружу торчали только цилиндры. Все это вкупе давало изрядную надежду на завоевание главного приза. Однако, в плане улучшения аэродинамических характеристик своей машины они оказались не единственными - Ньпорт-2 пусть и выглядел совсем крошечным по сравнению с прочими аэропланами, в свой первый же вылет продемонстрировал всем явную заявку на лидерство в грядущих состязаниях. Будучи оборудованным крохотным двигателем всего в 28 лошадиных сил, он превысил скорость в 100 километров в час благодаря максимальному снижению лобового сопротивления. Как впоследствии оказалось, никому не известный Ньюпорт создал свою вторую модель при серьезной поддержке со стороны Александра Гюстава Эйфеля, создателя той самой Эйфелевой башни, позволившего молодому конструктору продувать модель своей новой машины в сооруженной им аэродинамической трубе.
