После спектакля все еще проделывали весь ритуал — туфли на сапоги, туфли в мешки, а девочки уже шли по Владимирскому.
Они шли домой медленно, Нина с Аришей обсуждали спектакль.
— Настоящие трубадуры, наверное, выглядели как Боярский, — сказала Нина.
— Он очень красивый, — сказала Ариша, дернула Алену за рукав куртки: — А ты что молчишь, Алена? Тебе Боярский нравится?
Алена нетерпеливо отмахнулась, — неужели вам не о чем больше говорить?!
— Может, у тебя температура поднимается?.. Давай я потрогаю, — предложила Нина. Прикоснулась рукой к Алениному лбу, озабоченно сказала: — У тебя повышенная температура, до 37,5 может быть. Обопрись на меня.
…Родители их обманули?.. Нет, нет, НЕТ! Пусик никогда не лжет! Мусик никогда не обманывает, не хитрит даже в мелочах! Они ХОРОШИЕ люди.
— Алена?.. Ты о чем думаешь, Алена? — приставала Ариша.
— Я думаю… Нина, а где ты родилась?.. — небрежно спросила Алена.
Нина ответила не сразу.
— Не знаю точно, где-то в Москве… а что?
— А вот что. Девочки, я сейчас вам скажу кое-что интересное, — начала Алена и вдруг поймала Нинин напряженный взгляд.
У Алены бывали моменты озарения, когда она вдруг — на долю секунды — понимала, что чувствует другой человек. Большую часть времени Алена была так активна, что ей было не до таких подробностей, как другие люди, но иногда, вдруг, на долю секунды…
И сейчас она увидела так ясно, будто на Нине было написано большими светящимися буквами «пожалуйста, не трогай меня» …Она обещала о ней заботиться. Нельзя сейчас ничего говорить. Нина будет переживать: кто она им, сестра, не сестра?.. А что, если билетерша перепутала и все это чушь? Сначала она сама узнает правду.
Голова у Алены не болела, температуры не было, но возбуждение было на все 39 градусов, — неужели она столкнулась с НАСТОЯЩЕЙ ТАЙНОЙ?!
— Алена, ну что ты хотела сказать, что? — подпрыгивала рядом Ариша, и вслед за ней неуверенно подпрыгнула Нина и повторила за Аришей «ну что, что?».
Алена еще раз посмотрела на Аришу — налево, и направо — на Нину, и ей показалось, что два профиля, Аришин и Нинин, имеют неоспоримое сходство. Одинаковая форма губ, одинаково очерченные брови, как она раньше не замечала?…..Неужели и правда — у мамы была родная сестра? И что же… мама отказалась от родной сестры потому, что она алкоголичка?
Разве она могла бы когда-нибудь отказаться от Ариши? Даже если бы Ариша убила человека или начала пить?.. Алена покосилась на нежный Аришин профиль, светлые кудри в снежинках и улыбнулась: Ариша-алкоголичка — это смешно.
— Я… — заговорщицки прошептала Алена, — я собираюсь выпросить у папы джинсы, настоящие американские джинсы для нас троих. Ну что?.. Ура?
— Ура! — восторженно подтвердила Ариша. — Levis? Или Lee?
— Мне не надо, — привычно сказала Нина.
Спустя час из окна кабинета первого секретаря Петроградского райкома на весь двор Толстовского дома несся рев — «джи-инсы!».
В Толстовском доме нельзя громко скандалить. Между стенами слышимость очень плохая, ни телевизор, ни громкая музыка, ни крики, ничего не слышно. А вот во дворе слышимость очень хорошая — если в квартире кричат, во дворе слышно все, будто скандал рядом. Это знают все, кто давно живет в Толстовском доме, помнят об этом, скандалят тихо или, начиная скандал, прикрывают окна.
— Что грустная, пупсинька? — бодро спросил Андрей Петрович, обнаружив печальную Алену на диване в своем кабинете. — Почему сегодня меня не встречала? Заболела? Или чего-то хочешь выпросить? Говори, я сегодня добрый.
— Джинсы, сто сорок рублей, — нежно прошептала Алена.
— Дороговасто… Сходите лучше с мамой в Гостиный, посмотрите, что новенького в нашем отделе… — благодушно ответил Андрей Петрович.
— Джинсы Levis для меня, для Ариши и для Нины, — уточнила Алена. — Сто сорок рублей пара, ну пу-усик… на день рождения…
— Джи-инсы?! — взревел пусик и объяснил вбежавшей на крик Ольге Алексеевне: — Джинсы, понимаешь!.. Сто сорок рублей, понимаешь…
Ольга Алексеевна приложила палец к губам, прикрыла окно и принялась считать до десяти — один, два, три… На счет «пять» она была совершенно готова к воспитательному монологу.
