В этом же году заболела Мария Моисеевна. Болезнь была тяжелая для близких, синдром Альцгеймера. Сначала Фира не могла понять, поверить, — неужели мама и правда не помнит, кормила она Леву или нет, неужели вышла во двор и забыла свой адрес, — она не шутит?.. Фира недоумевала, даже обижалась иногда, они с Ильей не слышали такого — синдром Альцгеймера или, как они вскоре привыкли говорить, Альцгеймер, по-домашнему. Когда маму уже нельзя было оставлять одну, Фира просила присмотреть соседей, кому-то платила, бегала на переменах домой, а в выходные Фаина отпускала их с Ильей в кино. Илья шутил: «Нам пора домой, нас ждет Альцгеймер».
Илья не любил болезней, — болезней никто не любит, но Илья при каждой Фириной просьбе побыть дома с мамой как-то непонимающе смотрел, словно каждый раз вновь замечал — ой, болезнь, и заново изумлялся, что все это, ослабевшая беспамятная Мария Моисеевна, этот чертов Альцгеймер — часть ЕГО жизни. Фира, во всем остальном такая требовательная, от маминой болезни постаралась его оградить. Как учитель Фира понимала — от каждого по способностям, Илью не заставишь и с мамой помогать, и диссертацией заниматься. Пусть спокойно занимается диссертацией. Илья приходил с работы, устало сообщал «Сегодня опять датчики напряжений полетели», и Фира понимающе кивала — а-а, датчики… Она знала — при расчете нагрузки котла нужно измерить напряжение, это и есть эксперимент. Илья читал научную литературу, делал пометки в блокноте, и Фира счастливо порхала по комнате с преисполненным важности лицом, — и Леве говорила: «Тише, папа пишет диссертацию».
В том же году была готова теоретическая часть.
— Фирка, все. Илья уже практически кандидат. Я как научный руководитель свою часть сделал. Остались расчеты, — я сделаю расчеты за пару месяцев, и можно оформлять диссертацию, — сказал Кутельман.
— Правда? — переспросила Фира, не веря своему счастью.
— Конечно правда.
Кутельман солгал. Он не «сделал свою часть как научный руководитель», он полностью написал Илье диссертацию. Сделал для него, как говорили в научных кругах, «рыбу» — черновик. Пожалуй, в данном случае даже не совсем рыбу, рыба — это все-таки набросок, основа, а это был готовый текст, в который, как в упражнении из учебника по русскому языку, Илье нужно вставить подходящие слова. Подходящие слова — результаты расчетов эксперимента. Но Фире об этом знать не нужно, — Фира гордый человек, подаренная диссертация ей ни к чему. Она хочет, чтобы Илья был умный, талантливый, успешный, целеустремленный, вот он и подарит ей такого Илью.
Эксперимент Илья должен вот-вот закончить.
* * *
— Я беременна, — сказала Фира.
— Но как же?.. — нерешительно спросила Фаина, стараясь поймать в Фириных глазах сигнал, что ей делать, поздравлять, сочувствовать?
— У меня уже есть направление на аборт, в следующий вторник в больнице, 25 октября.
Нет, не поздравлять. Но Фира дала понять, что и сочувствовать не нужно.
— Я возьму отгул. Заберу тебя из больницы и побуду с тобой, — предложила Фаина. — …Но все-таки как же это?.. У тебя ведь есть шарики!
Подруги предохранялись одинаково — таблетками аптечного изготовления в форме шариков. Масляный шарик размером с большой леденец нужно было засунуть в себя за десять минут до полового акта. Трудность заключалась в том, что необходимо было отмерить точное время — именно десять минут, не больше и не меньше, в противном случае изготовители не отвечали за результат. Был и еще один неприятный момент — шарик, очутившись внутри, немедленно начинал бурно пениться, пена, как вулканическая лава, выбрасывалась на мужа, и — как завершающий любовный аккорд — приходилось отстирывать от простыни жирные масляные пятна. Но все остальное — презервативы или диафрагмы — было еще хуже. А от гормональных таблеток, как считали обе, у женщин растут усы.
— Шарики? Они закончились, — рассеянно объяснила Фира.
— Закончились, уже? Мы же с тобой вместе покупали, — удивилась Фаина.
— Ну… уже закончились, — улыбнулась Фира и прошептала: — И, кроме того, Илюшка ненавидит шарики. Говорит, что у этой пены жуткий вкус.
