Пребывало все, от бездонного дна смертельного ужаса жизни и застоя до бескрайнего великолепия миротворческого созидательного вечного Начала. Кто-то, именно Саах, был, конечно же, не Саах; и теплая безбрежность, да, конечно, всегда теплая (и, да, но всегда по-разному), и Он и Она... О, какая чушь; "и", "и", "и" и много всяких "и". Довольно! Это было как вопль. И спокойно-спокойно бежал ручей, променяв великолепие гор на изобилие долины. Как никогда, все было всегда.
- ... надо быть сытым по горло всем этим, чтобы броситься в воду, имея лишь веру в Нее, понимаешь, Йу. - говорил Он Ей, глядя поверх изгороди, провожая взглядом идущего прочь некоего молодого человека с бездонным взглядом неопределенных глаз.
- Саах, ты знаешь. А я верю. - Она откинула волосы назад. - К чему тянуть. Уж слышен зов. Впрочем, все произойдет в безмолвии; и без мыслей...
Синички слетелись и ждали угощения. Были двое, которых было много. Они очень долго сидели на завалинке и смотрели на заснеженные склоны, в бирюзовое небо, в глаза друг другу, что, в-общем-то, означало одно и то же. И видели себя - Он и Она - идущими в веках по свихнувшимся меридианам к полюсу на встречу с теми, кто когда-то были ими же, и не видели уж теперь существование лишенным смысла. К величайшему слиянию. Все во всем всегда, в каждой точке; и радость, радость, радость теплая, непередаваемая, как объятие за миллионы миль, но близкое, чистое и, главное, ВСЕобъемлющее.
Дышала светлая под боком тишина.
Мерцаю звездочкой,
И много нас, все - Вселенная одна...
Очередная,
Спадает с глаз густая пелена.
- Аста, - молвил Феб, вставая с завалинки и следя взглядом за бредущим по склону яком.
- Что, Лувр, - отвечала Лин.
- Я, тот, кто зовет себя Нико, уже не тот... Понимаешь, Йу? Так кто я, Свет или не Свет?
- Я знаю одно, что я Эли, - говорила Нат, мягко беря Таро за руку и тихо уносясь в неподвижность неистового бешеного вращения вещей и форм к... Мать была над всем. Пути столь близких незнакомцев пересекались под самыми невероятными углами. Но... где они сходились, там и расходились. Это была Боль. Пока еще.
x x x
Восхитительные горы, белизна бескрайних просторов... Если бы только не тяжкий хлад сих сугробов, не обжигающий легкие морозный воздух. Саах возвращался.
В один из дней своего пребывания в гостинице (в последний день) Йу услышала за дверью шаркающие шаги, которые она узнала бы из тысяч других.., походку самого дорогого ей существа. Дверь распахнулась, бородатая обмороженная фигура ввалилась в комнату, в объятия Йу, в тепло любвеобильного потока... Саах улыбнулся, плюхнулся на кровать, блаженно закрыл глаза и молвил:
- Я "сеял", Они взошли.., - и уже спал, положив голову Йу на колени. Счастье расцветало в ней незабудками, она тихо перебирала его спутанные волосы, напевая детскую песенку, уверенная теперь, что утро застанет их в дороге.
x x x
Дороги, машины, города. Поезда, вокзалы, общежития. Телеги, пароходы и даже самолеты... Вдвоем они стремились найти ту точку пересечения меридианов и параллелей, где бы они могли осесть, "посеяться", взойти всходами, начав, наконец, расти вверх в стремлении отыскать в небесах свои корни... Или, взглянув вниз, отыскать в своих корнях небеса.
Станция, такси, незнакомый городок. Улицы, дом, темный подъезд. Лестница, дверь и, наконец, маленькая, уютная комната. Они переглянулись, их взгляды слились в волнистый голубой поток, искрящийся золотыми прожилками. Сколько лет они вместе? Года ни при чем. Как давно это было: Феб, поселок, кучка индивидуальностей, случайно уцелевших тут и там. Ничто не случайно... Мир снова жив, наполнен существами. Жизнь неслась вперед; с быстротой курьерского поезда мелькали станции назначения: Рождение, Юность, Старость и...; Рождение, Юность, Старость и... Был ли Саах единственным, который понимал, что этот порядок можно, более того, необходимо было изменить?.. Пора было на время сложить крылья. Они поселились в этой комнате потому, что им здесь нравилось. Небеса и корни сливались здесь, неуловимо переходя друг в друга; спичка чиркнула, свеча была зажжена, вечность повернулась к ним еще одной, неизвестной, из своих бесчисленных граней, для кого-то являющихся путеводителями к самому себе и собственной цели, а для кого-то просто новой возможностью самоуничтожения. О, человек, ты вечен... ты вечен... ты вечен
