— Я понял. Все правильно. Сейчас я от тебя отстану. Только ответь мне, Пол: ты веришь в то, что написано в Символе веры? В Апостольском, в Никейском — какой тебе больше нравится.
Пол молчал, размышляя, целых пять минут, потом спросил:
— Ты принимаешь меня за дурачка?
— Веришь или нет?
— Разве ты не слышал, что я говорил?
— Веришь или нет?
— Мне что, тебе картинку нарисовать?
— Тогда как же ты можешь читать их каждое воскресенье?
— Разве колдун обязан верить в свое колдовство?
— И что, никто не верит?
— Ну, почему, многие прихожане…
— Нет, я имею в виду духовенство.
— Некоторые фундаменталисты. Впрочем, они, наверно, верят и в пасхального зайчика.
— Почему же тогда столько священников продолжают заниматься своим делом, если они не верят?
— Нет, ты все-таки, наверно, невнимательно меня слушал. Я не говорил, что не верю в то, что делаю. Я всей душой верю, что могу помочь людям больше, чем психиатр или бармен. Я верю, что, имея ничтожную долю моих прежних брокерских доходов, я могу осчастливить гораздо больше людей, чем если бы я был брокером. Да, я не верю целиком и полностью тому, что говорю во время службы — ну и что? Я точно так же не верю всему, что поется в американском гимне или в гимне моего университета, тем не менее я их пою. Стыдно ли мне от того, что я рассказываю сказки? Вовсе нет. В жизни мы чаще всего оказываемся детьми. Когда я отвожу машину в ремонт, я — ребенок, и со мной так разговаривают, как с ребенком. Когда я иду к врачу, я — ребенок, и врач говорит со мной, как с ребенком. Я ребенок во всем, кроме религии и продажи облигаций, и все вокруг разговаривают со мной, как с ребенком. Но когда дело доходит до души, то тут вы — мои дети, и я говорю с вами, как с детьми. Какая была бы польза, если бы я вдруг начал цитировать Фрейда или Сартра?
— Но если ты уговариваешь людей верить тому, чему сам не веришь, значит, ты их обманываешь?
— То есть как это обманываю? Что утверждает церковь? Что жизнь — это тайна, из которой мы должны извлечь как можно больше, что людям выгодно помогать друг другу. Это ли не правда? Тебя обманывают врачи и адвокаты, тебя обманывает Вашингтон, тебя обманывает жизнь. Мы — единственные, кто не обманывает. А подумай о том, что церковь дает человеку. Она утешает душу, она рассказывает восхитительные истории, написанные восхитительным языком. Она соединяет тебя с прошлым, заставляет размышлять. Она побуждает тебя молиться, иными словами, разбираться в своих мыслях. Слышит тебя какой-то там Бог или нет, но сам-то ты себя слышишь и тебе от этого лучше. Лично я не могу представить себе ничего другого, в чем было бы меньше шарлатанства, чем в церкви, и что так же хорошо помогало бы людям. А ты можешь?
Пытаясь в ту ночь заснуть, я вдруг вспомнил слова, слышанные много лет назад. Что говорил о Боге отец Эрики? Что Бог есть соединение старейшин того или иного общества? Что Бог Ветхого Завета — это сплав Авраама, Исаака и Иакова? Что на фронте, во время первой мировой войны, Бог сильно смахивал на кайзера Вильгельма? Не потому ли Бог южных штатов всегда казался похожим на Роберта Ли — с небольшой примесью Джеба Стюарта, Стонуолла Джексона и Натана Бедфорда Форреста?[89] Видимо, для того, чтобы верить в Бога, нужно, чтобы рядом был кто-то, о ком можно было бы думать как о Боге, — какой-нибудь патриарх, монарх или генерал. А в Америке — кто в Америке является такой богоподобной личностью? Президент? Ну, президента взяло на себя телевидение. Изо дня в день целая армия репортеров сидит в засадах и ждет, когда он как-нибудь да ошибется, и чем чаще им удается его на этом поймать, тем быстрее они продвигаются по работе. С того времени, как все в Америке от мала до велика начали смотреть вечерние новости, ни один президент не продержался больше двух сроков. Потворщик Джонсон, плут Никсон, недотепа Форд, путаник Картер — что в них во всех богоподобного? Тогда, может быть, генералы? Какой-нибудь там Уэстморленд или Хейг? Нет, это просто маленькие люди, отчаянно пытавшиеся сделать то, что им явно не под силу. Кто же из знаменитостей годится на роль богоподобного? Чарлтон Хестон?
