Праздник, который всегда с тобой - страница 55

— И что вы им рассказываете?

— Все, что им интересно слышать. Что им нравится. Что вам подать? Но скажите, кто он был.

— Американский писатель начала двадцатых годов и после; какое-то время он жил в Париже и за границей.

— Но почему я его не помню? Он был хороший писатель?

— Он написал две очень хорошие книги и одну не успел закончить, но люди, которые лучше всего знают его произведения, говорят, что и она была бы очень хорошей. Еще он писал хорошие рассказы.

— Он часто бывал в нашем баре?

— Думаю, да.

— А вы в начале двадцатых в наш бар не ходили. Я знаю, что вы были бедны и жили в другом квартале.

— Когда у меня были деньги, я ходил в «Крийон».

— Это я тоже знаю. Прекрасно помню, как мы познакомились.

— И я.

— Странно, что я совсем его не помню.

— Все эти люди умерли.

— Но людей же не забываешь, если они умерли, а о нем все время спрашивают. Расскажите мне что-нибудь о нем, чтобы я мог повспоминать.

— Расскажу.

— Помню, как однажды вечером вы пришли с бароном Бликсеном… В каком году? — Жорж улыбнулся.

— Он тоже умер.

— Да. Но его помнишь. Понимаете меня?

— Его первая жена замечательно писала, — сказал я. — Написала об Африке, наверное, лучшую книгу из всех, что я читал. Не считая книги Сэмюела Бейкера о притоках Нила в Абиссинии. Вставьте это в ваши воспоминания. Раз интересуетесь теперь писателями.

— Хорошо, — сказал Жорж. — Такого человека, как барон, не забудешь. А книга как называется?

— «Из Африки», — сказал я. — Блики всегда гордился книгами своей первой жены. Но мы познакомились задолго до того, как она написала эту книгу.

— А месье Фицджеральд, про которого меня спрашивают?

— Он ходил сюда при Франке.

— Да, а я был chausser. Вы знаете, что такое chausser?

— Я напишу книгу о тех годах в Париже, и хочу написать что-нибудь о нем. Я пообещал себе, что напишу такую книгу.

— Правильно, — сказал Жорж.

— Я опишу его таким, каким запомнил его в начале знакомства.

— Правильно, — сказал Жорж. — Тогда, раз он ходил сюда, я его вспомню. Все-таки люди не забываются.

— И туристы?

— Это другое дело. Но, говорите, он часто сюда ходил?

— Для него это было важно.

— Напишите о нем, каким его запомнили, и, раз он ходил сюда, я его вспомню.

— Посмотрим, — сказал я.

Черно-синие блокноты, два карандаша, точилка (перочинный нож был слишком расточителен), мраморная столешница, запах café crème, запах утренней влажной уборки и удача — вот и все, что тебе было нужно. Для удачи ты держал в кармане конский каштан и кроличью лапку. Мех на лапке давно вытерся, кости и сухожилия отполировались от трения. Коготки царапали подкладку кармана, и ты знал, что удача — с тобой.

В некоторые дни шло так хорошо, что ты мог создать местность и пройти через лес на опушку, подняться на возвышенность и увидеть холмы за озерным заливом. Грифель мог сломаться в коническом гнезде точилки, ты выковыривал его маленьким лезвием перочинного ножа или бережливо затачивал карандаш острым лезвием и снова продевал руку в просоленную по́том лямку рюкзака, поднимал его, продевал другую руку в лямку и направлялся к озеру, ощущая спиной тяжесть рюкзака и мягкость соснового игольника под мокасинами.

И вдруг раздавалось:

— Привет, Хем. Ты чем это занят? Пишешь в кафе?

Конец твоей удаче — и захлопываешь блокнот. Хуже этого ничего не могло случиться. Лучше бы, конечно, сдержаться, но у меня это плохо получалось, и я говорил:

— Какая нелегкая тебя принесла, сукин сын?

— Чуди себе на здоровье, но зачем грубить?

— Пошел вон, трепло несчастное.

— Кафе — для всех. У меня такое же право быть здесь, как у тебя.

— Шел бы ты в свое «Пти Шомьер».

— Господи! Не будь таким склочником.

Теперь можно было уходить и надеяться, что это случайный визит, что визитер забрел сюда ненароком и нашествий больше не будет. Для работы были и другие подходящие кафе, но до них далеко, а это — твое, домашнее. Нехорошо, если тебя выживут из «Клозери де Лила». Надо было или держать оборону, или отступать. Разумнее, наверное, было уйти, но меня разбирала злость:

— Слушай, для таких паразитов, как ты, кафе сколько угодно. Какого черта приходишь сюда и пакостишь в приличном кафе?