Пас прилепил на место подтаявшую пломбу, после чего мы вытащили торпеду на берег и уложили между камней. Смотрелась она, честно говоря, не очень устрашающе, отличаясь от живого чудовища так же, как вяленая вобла от только что пойманной.
— Думаешь, рыбаки клюнут? — Пас с сомнением осмотрел наш трофей.
— Клюнут, если придать идее завершенный вид. Надо закрепить торпеду у дна и нацеплять на нее водорослей, тогда под водой в полутьме ее от спящей не отличить. Испугаются рыбаки, можешь не сомневаться!
— Хотелось бы верить, — вздохнул Пас.
— Вообще-то идея спереть торпеду была твоя, — напомнил я.
— Я не думал, что она будет такая сушеная.
— Какая есть. Или хочешь вернуть это чучело обратно?
— Обратно не надо, — вздохнул Пас.
Из-за мыса послышался рокот катера.
— Молчунья прибыла, — я залез на камень и помахал рукой. — Как будем грузить торпеду?
— Лучше ее не грузить, а закрепить под днищем.
Это была неплохая мысль с точки зрения маскировки, но сложная в плане воплощения в жизнь. Молчунья подогнала катер как можно ближе к берегу и показала на пальцах:
«Дальше мелко! Киль оцарапаю!»
— Придется лезть в море, — Пас со вздохом стянул рубашку и брюки.
Я последовал его примеру. По пояс в воде мы дотолкали торпеду до катера и притопили, насколько могли. Молчунья без знаков поняла нашу идею, быстро разделась до плавок и, подхватив капроновый шнур, поднырнула под днище. Там она возилась минуты полторы, затем вынырнула, чтобы продышаться.
«Там есть пригодные для крепления петли, — показала она, разбрызгивая с пальцев соленую воду. — Еще пару раз нырну, и все будет в норме».
Еще минут пять нам пришлось держать торпеду притопленной, но постепенно, нырок за нырком, Молчунья закрепила ее надежно.
«Полезайте на катер», — вынырнув, показала она.
Мы забрались с кормы и подали ей руки, помогая вскарабкаться на борт. Я уже год знал Молчунью взрослой, но не переставал удивляться ее раскрепощенному поведению — она не только имела обыкновение нырять в одних плавках, без майки, спокойно демонстрируя окружающим упругие груди, но и запросто могла, отвернувшись, избавиться от плавок, чтобы не носить мокрое. Она так и сделала — сначала показала нам спину, а затем, стянув плавки, продемонстрировала голые ягодицы. Пас ненадолго замер, не сводя с нее взгляда, пока Молчунья не натянула рубашку и брюки.
«У тебя, Чист, глаза когда-нибудь лопнут», — съязвила она, пробираясь к штурвалу.
«Если ты вправе оголять при мне свою задницу, то я в таком же праве глазеть на нее», — парировал Пас.
Молчунье приходилось показывать наши прозвища по слогам, поэтому она старалась их сократить. Так Чистюля превратился в Чиста, а я в Копа. Гром с Чопом не пострадали, они как были в один слог, так и остались. Кроме того, с нашей общей подачи Жаба почти все перестали звать Огурцом. Более короткое прозвище прижилось, превратившись в новый позывной командира. Надо сказать, что мы с Пасом к полученным от Рипли кличкам быстро привыкли и нередко звали друг друга именно так. На Копуху я давно перестал обижаться — на базе были прозвища и обиднее.
Молчунья запустила мотор и погнала катер к эллингу. Мне нравилось ходить по невысоким волнам на полной скорости — это возбуждало и радовало, заставляя сердце стучать быстрее. В такие минуты я вспоминал, что все мы охотники, а не какие-нибудь биологи на забытой богами станции в океане. Молчунье нравилась мощь и управляемость катера, Чистюля млел от морского ветра и солнца. Каждый из нас любил в скорости что-то свое, но все мы любили скорость. Может, так и должно быть в команде?
— Перестань пялиться на Молчунью, — сказал я Пасу, зная, что она нас не слышит.
— С чего бы? — напрягся Чистюля. — Думаешь, если она тебе иногда дает, то ты ее купил с потрохами?
Я знал, что это не так, но все равно во мне иногда закипала ревность. Дурацкое, надо сказать, чувство, но избавиться от него было выше моих сил. Конечно, нравы у моей подруги были более чем свободные. Время от времени, в ночной тишине у моря, она пыталась донести до меня свою философию.
«Секс — это такая же физиологическая потребность, как еда, например, — складывала она фразы на пальцах. — Никто ведь не осудит человека за то, что он не ест одни лишь овощи или одно лишь мясо. Так и в сексе — хочется разнообразия ощущений, а это невозможно без смены партнеров».
